Неточные совпадения
Из легкой комедии"Наши знакомцы"только
один первый акт был напечатан в журнале"Век"; другая вещь — "Старое зло" — целиком в"Библиотеке для чтения", дана потом в Москве в Малом театре, в несколько измененном виде и под другим заглавием — "Большие хоромы";
одна драма так и осталась в рукописи — "Доезжачий", а другую под псевдонимом я напечатал, уже будучи
редактором"Библиотеки для чтения", под заглавием"Мать".
Я явился к нему, предупрежденный, как сейчас сказал, о его желании иметь меня в числе своих сотрудников. Жил он и принимал как
редактор в
одном из переулков Стремянной, чуть ли не в том же доме, где и Дружинин, к которому я являлся еще студентом. Помню, что квартира П. И. была в верхнем этаже.
Не знаю, разошелся ли он лично с Некрасовым к тому времени (как вышло это у Тургенева), но по направлению он, сделавшись
редактором «Библиотеки для чтения» (которую он оживил, но материально не особенно поднял), стал
одним из главарей эстетической школы, противником того утилитаризма и тенденциозности, какие он усматривал в новом руководящем персонале «Современника» — в Чернышевском и его школе, в Добролюбове с его «Свистком» и в том обличительном тоне, которым эта школа приобрела огромную популярность в молодой публике.
Чубинский водил приятельство с Аполлоном Григорьевым, еще когда тот состоял
одним из
редакторов"Русского слова"графа Кушелева-Безбородко. Покровского я помню уже перед самым уличным движением в сентябре.
И вышло так, что все мое помещичье достояние пошло, в сущности, на литературу. За два года с небольшим я, как
редактор и сотрудник своего журнала, почти ничем из деревни не пользовался и жил на свой труд. И только по отъезде моего товарища 3-ча из имения я всего
один раз имел какой-то доход, пошедший также на покрытие того многотысячного долга, который я нажил издательством журнала к 1865 году.
Тогда
редакторы были куда покладливее и принимали большие вещи по
одной части.
Эта рецензия появилась под каким-то псевдонимом. Я узнал от
одного приятеля сыновей Краевского (тогда еще издателя"Отечественных записок"), что за псевдонимом этим скрывается Н.Д.Хвощинская (В.Крестовский-псевдоним). Я написал ей письмо, и у нас завязалась переписка, еще до личного знакомства в Петербурге, когда я уже сделался редактором-издателем"Библиотеки"и она стала моей сотрудницей.
Сколько мне на протяжении сорока пяти лет привелось работать в журналах и газетах, по совести говоря, ни
одного такого
редактора я не видал, не в смысле подготовки, имени, опытности, положения в журнализме, а по доступности, свежей отзывчивости и желанию привлечь к своему журналу как можно больше молодых сил.
О своих встречах и беседах с Островским я рассказывал в предыдущей главе. Я ездил к нему в Москве и как
редактор; но он в те годы печатал свои вещи только у Некрасова и редко давал больше
одной вещи в год.
Тогда все
редакторы — самые опытные, как, например, Некрасов, — не требовали от авторов, чтобы вся вещь была приготовлена к печати. Так и я стал печатать"Некуда", когда Лесков доставил мне несколько глав на
одну, много на две книжки.
Начать с того, что переход от обстановки и неизбежных расходов редактора-издателя с бюджетом не в
одну тысячу рублей к"пайку"французского студента, то есть к двумстам пятидесяти франкам в месяц, не вызывал ни малейшего чувства лишений и"умаления"жизни.
С нами особенно сошелся
один журналист, родом из Севильи, Д.Франсиско Тубино,
редактор местной газеты"Andalusie", который провожал нас потом и в Андалузию. Он был добродушнейший малый, с горячим темпераментом, очень передовых идей и сторонник федеративного принципа, которым тогда были проникнуты уже многие радикальные испанцы. Тубино писал много о Мурильо, издал о нем целую книгу и среди знатоков живописи выдвинулся тем, что он нашел в севильском соборе картину, которую до него никто не приписывал Мурильо.
Прежде
редакторы печатали ваши вещи, имея в руках
одну часть, а иногда и несколько глав.
Это было в кабинете Я.П.Полонского,
одного из
редакторов журнала"Русское слово".
В первый раз это случилось в кабинете Я.П.Полонского, тогда
одного из
редакторов кушелевского журнала"Русское слово". К нему я попал с рукописью моей первой комедии"Фразеры", которая как раз и погибла в редакции этого журнала и не появлялась никогда ни на сцене, ни в печати. На сцену ее не пустила театральная цензура.
В первый раз мне привелось видеть его, когда я, еще дерптским студентом, привозил свою первую комедию"Фразеры"(как уже упоминал выше) в Петербург, и попал я к Я.П.Полонскому,
одному из
редакторов"Русского слова".
Он стоял за судейскими креслами, с завернутым, по обыкновению, бортом фрака, где был пристегнут значок, в своей обычной ленивой позе, опершись левой рукой на один из столиков, поставленных в амбразурах окон для корреспондентов русских и заграничных газет, и разговаривал с
редактором одного в то время сильно распространенного органа мелкой петербургской прессы.
Добавлю, что в настоящее время я удостоен чести быть избранным в почетные члены многих человеколюбивых обществ, как-то: «Лиги мира», «Лиги борьбы с детской преступностью», «Общества друзей человека» и некоторых других. Кроме того, по приглашению
редактора одной из наиболее распространенных газет, с будущего месяца я начинаю серию публичных лекций, для каковой цели отправляюсь в турне вместе с моим любезным импресарио.
Неточные совпадения
Один из его фельетонов был сплошь написан излюбленными
редактором фразами, поговорками, цитатами: «Уж сколько раз твердили миру», — начинался фельетон стихом басни Крылова, и, перечислив избитыми словами все то, о чем твердили миру, Робинзон меланхолически заканчивал перечень: «А Васька слушает да ест».
Здесь собрались интеллигенты и немало фигур, знакомых лично или по иллюстрациям: профессора, не из крупных, литераторы, пощипывает бородку Леонид Андреев, с его красивым бледным лицом, в тяжелой шапке черных волос, унылый «последний классик народничества»,
редактор журнала «Современный мир», Ногайцев, Орехова, ‹Ерухимович›, Тагильский, Хотяинцев, Алябьев, какие-то шикарно одетые дамы, оригинально причесанные, у
одной волосы лежали на ушах и на щеках так, что лицо казалось уродливо узеньким и острым.
— Кушайте, — угощала она
редактора, Инокова, Робинзона и
одним пальцем подвигала им тарелки с хлебом, маслом, сыром, вазочки с вареньем. Называя Спивак Лизой, она переглядывалась с нею взглядом единомышленницы. А Спивак оживленно спорила со всеми, с Иноковым — чаще других, вероятно, потому, что он ходил вокруг нее, как теленок, привязанный за веревку на кол.
— Это мне
одна актриса подарила, я ведь теперь и отдел театра веду. Правдин объявился марксистом, и
редактор выжил его. Камень — настоящий сапфирчик. Ну, а ты — как?
Клим Самгин был согласен с Дроновым, что Томилин верно говорит о гуманизме, и Клим чувствовал, что мысли учителя, так же, как мысли
редактора, сродны ему. Но оба они не возбуждали симпатий,
один — смешной, в другом есть что-то жуткое. В конце концов они, как и все другие в редакции, тоже раздражали его чем-то; иногда он думал, что это «что-то» может быть «избыток мудрости».