Его не было дома, когда я поднялся к нему на его вышку. Меня приняла старушка, которую я сначала принял за прислугу. Сколько помню, это была его тетка. Не знаю, жива ли была в то время его мать. Отец жил в Ницце, где занимался торговлей вином и оливковым маслом, и пережил сына. Он был жив еще к тем годам, когда я стал
проводить зимы на Французской Ривьере.
Неточные совпадения
Нас рано стали
возить в театр. Тогда все почти дома в городе были абонированы. В театре
зимой сидели в шубах и салопах, дамы в капорах. Впечатления сцены в том, кому суждено быть писателем, — самые трепетные и сложные. Они влекут к тому, что впоследствии развернется перед тобою как бесконечная область творчества; они обогащают душу мальчика все новыми и новыми эмоциями. Для болезненно-нервных детей это вредно; но для более нормальных это — великое бродило развития.
Этого свидания я поджидал с радостным волнением. Но ни о какой поездке я не мечтал. До
зимы 1852–1853 года я жил безвыездно в Нижнем; только лето до августа
проводил в подгородной усадьбе. Первая моя поездка была в начале той же
зимы в уездный город, в гости, с теткой и ее воспитанницей, на два дня.
Зимнего Петербурга вкусил я еще студентом в вакационное время в начале и в конце моего дерптского студенчества. Я гащивал у знакомых студентов; ездил и в Москву
зимой, несколько раз осенью,
проводил по неделям и в Петербурге, возвращаясь в свои"Ливонские Афины". С каждым заездом в обе столицы я все сильнее втягивался в жизнь тогдашней интеллигенции, сначала как натуралист и медик, по поводу своих научно-литературных трудов, а потом уже как писатель, решившийся попробовать удачи на театре.
Но я уже был знаком с издателями"Русского вестника"Катковым и Леонтьевым. Не могу теперь безошибочно сказать — в эту ли поездку я являлся в редакцию с рекомендательным письмом к Каткову от Дружинина или раньше; но я знаю, что это было
зимой и рукопись, привезенная мною, — одно из писем, написанных пред отъездом из Дерпта; стало, я мог ее
возить только в 1861 году.
И меня втянули в эти спектакли Пассажа. Поклонником красоты Споровой был и Алексей Антипович Потехин, с которым я уже
водил знакомство по дому Писемских. Он много играл в те
зимы — и Дикого, и городничего. Мне предложили роль Кудряша в"Грозе", а когда мы ставили"Скупого рыцаря"для такого же страстного чтеца и любителя А-А.Стаховича (отца теперешних общественных деятелей), то я изображал и герцога.
Устроился я недорого; излишнего штата в редакции не
заводил, взял себе только личного секретаря из мелких чиновников, П-ского, рекомендованного мне моим приятелем Дондуковым, с которым я два года прожил вместе на трех квартирах: сначала на Литейной, потом в Поварском переулке, а в
зиму 1862–1863 года — у Красного моста.
У сестер Хвощинских в ту самую петербургскую
зиму я с ним
провел вечер в номере гостиницы ("Знаменской") за самоваром.
Через пять почти лет, в Париже, я сошелся с Герценом и всю
зиму 1869-1870-года, до его кончины, постоянно с ним видался, был вхож в его дом и
проводил его в могилу.
Поживя в нескольких отельчиках Латинского квартала, уже в течение одной
зимы и позднее я прекрасно ознакомился с тем, как средний студент
проводит свой день и что составляет главное"содержание"его жизни. Печать беспечного"прожигания"лежала на этой жизни — с утра до поздних часов ночи. И эта беспечность поддерживалась тем, что тогда (да и теперь это еще — правило) студенты в огромном большинстве были обеспеченный народ.
В тех маскарадах, где мы встречались, с ней почти всегда ходил высокий, франтоватый блондин, с которым и я должен был
заводить разговор. Это был поляк П., сын эмигранта, воспитывавшийся в Париже, учитель французского языка и литературы в одном из венских средних заведений. Он читал в ту
зиму и публичные лекции, и на одну из них я попал: читал по писаному, прилично, с хорошим французским акцентом, но по содержанию — общие места.
Надо опять отступить назад к моменту освобождения крестьян, то есть к марту 1861 года, так как манифест был обнародован в Петербурге не 19 февраля, а в начале марта, в воскресенье на Масленице. Тогда я
проводил первую свою
зиму уже писателем, который выступил в печати еще дерптским студентом в октябре предыдущего 1860 года.
Тунгусы — охотники, оленные промышленники и ямщики. Они
возят зимой на оленях, но, говорят, эта езда вовсе не так приятна, как на Неве, где какой-то выходец из Архангельска катал публику: издали все ведь кажется или хуже, или лучше, но во всяком случае иначе, нежели вблизи. А здесь езда на оленях даже опасна, потому что Мая становится неровно, с полыньями, да, кроме того, олени падают во множестве, не выдерживая гоньбы.
Неточные совпадения
— Да, пожалеть ее. Если бы ты ее видел, как я, — я
провел всю
зиму с нею, — ты бы сжалился над нею. Положение ее ужасно, именно ужасно.
В средине
зимы Вронский
провел очень скучную неделю.
В глуши что делать в эту пору? // Гулять? Деревня той порой // Невольно докучает взору // Однообразной наготой. // Скакать верхом в степи суровой? // Но конь, притупленной подковой // Неверный зацепляя лед, // Того и жди, что упадет. // Сиди под кровлею пустынной, // Читай: вот Прадт, вот Walter Scott. // Не хочешь? — поверяй расход, // Сердись иль пей, и вечер длинный // Кой-как пройдет, а завтра то ж, // И славно
зиму проведешь.
Зато, поселившись однажды в деревне, он уже не покидал ее, даже и в те три
зимы, которые Николай Петрович
провел в Петербурге с сыном.
В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три
зимы в Петербурге, почти никуда не выходя и стараясь
заводить знакомства с молодыми товарищами Аркадия.