Неточные совпадения
От Краевского только что перешли к В.Ф.Коршу"
Петербургские ведомости". С Коршем я познакомился у Писемского на чтении одной части"Взбаламученного моря", но в редакцию не был вхож. Мое сотрудничество в"
Петербургских ведомостях"началось уже в Париже, в сезоне 1867–1868 года.
Газетное дело было еще мало развито. На весь Петербург была, в сущности, одна либеральная газета,"Санкт-Петербургские
ведомости"."Очерки"не пошли."Голос"Краевского явился уже позднее и стал чем-то средним между либеральным и охранительным органом.
И Корш в своих корректных"
Петербургских ведомостях"завел себе также воскресного забавника, который тогда мог сказать про себя, как Загорецкий, что он был — "ужасный либерал".
Все, кто жадно читал втихомолку"Колокол", — довольствовались въявь и тем, что удавалось фельетонисту"
Петербургских ведомостей"разменивать на ходячую, подцензурную монету.
По тогдашнему тону он совсем не обещал того, что из него вышло впоследствии в"Новом времени". Он остроумно рассказывал про Москву и тамошних писателей, любил литературу и был, как Загорецкий,"ужасный либерал". Тогда он, еще не проник к Коршу в"
Петербургские ведомости", где сделался присяжным рецензентом в очень радикальном духе. Мне же он приносил только стихотворные пьесы.
И по возвращении моем в Петербург в 1871 году я возобновил с ним прежнее знакомство и попал в его коллеги по работе в"
Петербургских ведомостях"Корша; но долго не знал, живя за границей, что именно он ведет у Корша литературное обозрение. Это я узнал от самого Валентина Федоровича, когда сделался в Париже его постоянным корреспондентом и начал писать свои фельетоны"С Итальянского бульвара". Было это уже в зиму 1868–1869 года.
Газетная пресса в те годы стала уже играть некоторую роль. Явился такой газетный публицист, как Катков; а в Петербурге"Санкт-Петербургские
ведомости", теснимые цензурой, все-таки выдерживали свое либеральное обличье.
Кто был постоянным корреспондентом от"Санкт-Петербургских
ведомостей", я не знал. Но если б встречал его, то наверно бы заметил. В"Голос"и"Московские
ведомости"писал Щербань, давно живший в Париже и даже женатый на француженке. С ним мы познакомились несколько позднее.
Привлекательной стороной Вены была и ее дешевизна, особенно при тогдашнем, очень хорошем русском денежном курсе. Очень легко было устроиться и недорого и удобно. Моим чичероне стал корреспондент"Голоса", впоследствии сделавшийся одним из главных сотрудников"Нового времени", тогда юный московский немчик. Он сильно перебивался и вскоре уехал в Петербург, где из"Голоса"перешел в"
Петербургские ведомости", уже позднее, когда я вернулся в Петербург в январе 1871 года и продолжал писать у В.Ф.Корша.
Корш был доволен и моими корреспонденциями в текст"Санкт-Петербургских
ведомостей", и в особенности моими фельетонами"С Итальянского бульвара". Но сезон кончался, и писать было почти что не о чем.
Я водил его по Парижу, как раньше редактора"Русского инвалида", и полковник, при всей офицерской складке, и то оказывался нисколько не менее развитым, чем этот передовик"Санкт-Петербургских
ведомостей".
Тогда мы не были избалованы огромными окладами и подъемными корреспондентов. Я не попросил никакого ежемесячного содержания, довольствуясь той построчной платой, какую уже получал в"Санкт-Петербургских
ведомостях". Теперь ни один молодой писатель, с некоторой уже известностью, не удовольствовался бы такими условиями. Но повторяю; мы тогда не были избалованы.
Он очень хвалил ему мои письма и фельетоны в"Санкт-Петербургских
ведомостях"и в"Голосе". От кого он узнал, что я подписывал свои письма в"Голосе"звериным числом 666, я не знаю, но некоторые фельетоны появлялись там и с моей полной фамилией.
Но мои попытки сразу же осеклись о недоверие немецких властей, начиная с командиров разных военных пунктов, к каким я должен был обращаться. Мне везде отказывали. Особых рекомендаций у меня не было, а редакция не позаботилась даже сейчас же выслать мне особое письмо. И я должен был довольствоваться тем, что буду писать письма в"Санкт-Петербургские
ведомости"не прямо"с театра войны", как настоящий военный репортер, а"около войны".
Кто поинтересуется — может заглянуть в тогдашние"Санкт-Петербургские
ведомости".
И вот тут, на местах немецкого захвата, начиная с Страсбура после его взятия, я впервые столкнулся с редакцией той газеты, которая упросила меня ехать корреспондентом."Санкт-Петербургские
ведомости"сначала держались нейтрально, но немецкие победы изменили их настроение, и Корш позволил своему фельетонисту Суворину начать со мною полемику, заподозрив точность и беспристрастие моих сообщений.
А хозяин отеля (после того, как моя корреспонденция попала, должно быть, в немецкую печать) написал в редакцию"Санкт-Петербургских
ведомостей"письмо с уверением, что никаких пробоин в его отеле при осаде не было.
Во время моих переездов по Германии и Франции, «вокруг да около» войны, я писал исключительно в «Санкт-Петербургские
ведомости».
Так я и сделал. Корш предложил мне писать по четвергам фельетоны, особого же содержания не назначил, а только построчную плату. Это было менее выгодно, чем быть воскресным фельетонистом"Голоса", но я остался верен"Санкт-Петербургским
ведомостям"и должен был отклонить предложение Краевского.
О моей работе в"Санкт-Петербургских
ведомостях"я расскажу дальше; а теперь припомню то, что я нашел в"Отечественных записках".
Другая редакция — "Санкт-Петербургских
ведомостей" — должна была бы сделаться для меня гораздо ближе.
Суворина я в первое время по поступлении моем в"Санкт-Петербургские
ведомости"не видал: он был нездоров и стал ходить в редакцию уже позднее.
Вскоре после моего водворения в"Санкт-Петербургских
ведомостях"в Париже разразилось восстание Коммуны, и это событие очень всех нас волновало. Как раз в это время попал в Петербург после парижской осады пруссаками Г.Н.Вырубов, давно знакомый с Коршем. Помню, в редакторском кабинете Корш все расспрашивал — кто эти вожаки Центрального комитета Национальной гвардии, но Вырубов их лично не знавал. Он опять вернулся во Францию, но не сейчас, а, вероятно, после взятия Парижа версальскими войсками.
Я его устроил в"Санкт-Петербургских
ведомостях"на более выгодный построчный гонорар, и эта работа устроила его"фортуну".
Мою вещь брал себе на бенефис Монахов. Эта вещь никогда не была и напечатана. Она называлась"Прокаженные и чистые" — из жизни
петербургской писательско-театральной богемы. Я ее читал у себя осенью 1871 года нескольким своим собратам, в том числе Страхову и Буренину, который вскоре за тем пустил свой первый памфлет на меня в"Санкт-Петербургских
ведомостях"и, придя ко мне, сел на диван и воскликнул...
— Он — двоюродный брат мужа, — прежде всего сообщила Лидия, а затем, в тоне осуждения, рассказала, что Туробоев служил в каком-то комитете, который называл «Комитетом Тришкина кафтана», затем ему предложили место земского начальника, но он сказал, что в полицию не пойдет. Теперь пишет непонятные статьи в «
Петербургских ведомостях» и утверждает, что муза редактора — настоящий нильский крокодил, он живет в цинковом корыте в квартире князя Ухтомского и князь пишет передовые статьи по его наущению.
К маю 1870 года перебрался я из Вены в Берлин перед войной, о которой тогда никто еще не думал ни во Франции, ни в Германии. Между прочим, я состоял корреспондентом тогдашних «
Петербургских ведомостей», и их редактор, покойный В. Ф. Корш, проезжал в то время Берлином. Там же нашел я моего товарища по Дерптскому университету, тоже уже покойного, Владимира Бакста — личность очень распространенную тогда в русских кружках за границей; с ним я еще студентом, в Дерпте, переводил учебник Дондерса.
Неточные совпадения
Через месяц или полтора тугой на уплату
петербургский 1-й гильдии купец Николай Романов, устрашенный конкурсом и опубликованием в «
Ведомостях», уплатил, по высочайшему повелению Ротшильда, незаконно задержанные деньги с процентами и процентами на проценты, оправдываясь неведением законов, которых он действительно не мог знать по своему общественному положению.
Видеть себя в печати — одна из самых сильных искусственных страстей человека, испорченного книжным веком. Но тем не меньше решаться на публичную выставку своих произведений — нелегко без особого случая. Люди, которые не смели бы думать о печатании своих статей в «Московских
ведомостях», в
петербургских журналах, стали печататься у себя дома. А между тем пагубная привычка иметь орган, привычка к гласности укоренилась. Да и совсем готовое орудие иметь недурно. Типографский станок тоже без костей!
Проси Дмитрия Ивановича, чтоб он подписался на «Морской сборник» и «Illustration» и велел выслать их Николаю Яковлевечу [Балакшину]. Я не хочу более получать «Journal de S.-Petersbourg», [«Иллюстрация» — франц. издание; «
Петербургская газета».] которым пользовался нынешний год. Все то же, что в «Московских
ведомостях», — и иногда даже позже. Стоит то же, что «Illustration», а там я надеюсь найти и портреты и местности, любопытные в нашем далеке. Деньги за эти издания он вычтет из генварской присылки.
Только года через два, объехав еще не раз ужасный спичечный район, я начал свою кампанию против ужасного производства в «Русских
ведомостях» и в
петербургских газетах.
Амфитеатров наскоро закусил и торопливо куда-то ушел, а мы продолжали сидеть и благодушествовать. Были незнакомые
петербургские чиновники, был один из архитекторов, строивших выставку. Разговор как-то перекинулся на воспоминания о Ходынке, и, конечно, обратились ко мне, как очевидцу, так как все помнили мою статью в «Русских
ведомостях».