Мне лично гораздо симпатичнее был псаломщик посольской церкви, некий В., от которого я много наслышался о политике
отца протоиерея. Псаломщик этот, бывший учитель, порывался все назад в Россию. Его возмущало то, что он видел фальшивого и самодурного в натуре и поведении своего духовного принципала. В моих «Дельцах» есть лицо, похожее на личность и судьбу этого псаломщика. Он кончил, кажется, очень печально, но как именно — в точности не припомню.
— Ну, а расскажи же, — спрашивает его опять Захария, — расскажи, братец, как ты это у
отца протоиерея вверх ногами по потолку ходил?
Издержки по погребению моего тела принял Прокоп на свой счет и, надо отдать ему справедливость, устроил похороны очень прилично. Прекраснейшие дроги, шесть попов, хор певчих и целый взвод факельщиков, а сзади громаднейший кортеж, в котором приняли участие все находящиеся в Петербурге налицо кадыки. На могиле моей один из кадыков начал говорить, что душа бессмертна, но зарыдал и не кончил. Видя это,
отец протоиерей поспешил на выручку.
Неточные совпадения
Александров и вместе с ним другие усердные слушатели
отца Иванцова-Платонова очень скоро отошли от него и перестали им интересоваться. Старый мудрый
протоиерей не обратил никакого внимания на это охлаждение. Он в этом отношении был похож на одного древнего философа, который сказал как-то: «Я не говорю для толпы. Я говорю для немногих. Мне достаточно даже одного слушателя. Если же и одного нет — я говорю для самого себя».
Кончилась наконец обедня, и наш
протоиерей,
отец Павел, вышел сказать торжественную проповедь.
Не было надобности придавать какое-нибудь особенное значение этой поездке
отца Туберозова, потому что
протоиерей, в качестве благочинного, частенько езжал в консисторию.
У
отца Захарии Бенефактова домик гораздо больше, чем у
отца Туберозова; но в бенефактовском домике нет того щегольства и кокетства, каким блещет жилище
протоиерея.
Сквозь эту толпу, несмотря на свой сан и значение, с трудом могли пробираться самые влиятельные лица города, как-то:
протоиерей Грацианский,
отец Захария и капитан Повердовня, да и то они пробились лишь потому, что толпа считала присутствие священников при расправе с чертом религиозною необходимостью, а капитан Повердовня протеснился с помощью сабельного эфеса, которым он храбро давал зуботычины направо и налево.