Неточные совпадения
В моем родном городе
Нижнем (где я родился и жил безвыездно почти
до окончания курса) и тогда уже было два средних заведения: гимназия (полуклассическая, как везде) и дворянский институт, по курсу такая же гимназия, но с прибавкой некоторых предметов, которых у нас не читали. Институт превратился позднее в полуоткрытое заведение, но тогда он был еще интернатом и в него принимали исключительно детей потомственных и личных дворян.
Наших беллетристов мы успели поглотить если не всех, то многих, включая и старых повествователей и самых тогда новых, от Нарежного и Полевого
до Соллогуба, Гребенки, Буткова, Зинаиды Р-вой, Юрьевой (мать А.Ф.Кони), Вонлярлярского, Вельтмана, графини Ростопчиной, Авдеева — тогда «путейского» офицера на службе в
Нижнем.
Пушкин, отправляясь в Болдино (в моем, Лукояновском уезде), живал в
Нижнем, но это было еще
до моего рождения. Дядя П.П.Григорьев любил передавать мне разговор Пушкина с тогдашней губернаторшей, Бутурлиной, мужем которой, Михаилом Петровичем, меня всегда дразнили и пугали, когда он приезжал к нам с визитом. А дразнили тем, что я был ребенком такой же «курносый», как и он.
Этого свидания я поджидал с радостным волнением. Но ни о какой поездке я не мечтал.
До зимы 1852–1853 года я жил безвыездно в
Нижнем; только лето
до августа проводил в подгородной усадьбе. Первая моя поездка была в начале той же зимы в уездный город, в гости, с теткой и ее воспитанницей, на два дня.
Не скажу, чтобы и уличная жизнь казалась мне «столичной»; езды было много, больше карет, чем в губернском городе; но еще больше простых ванек. Ухабы, грязные и узкие тротуары, бесконечные переулки, маленькие дома — все это было, как и у нас. Знаменитое катанье под Новинским напомнило, по большому счету, такое же катанье на Масленице в
Нижнем, по Покровке — улице, где я родился в доме деда. Он
до сих пор еще сохранился.
Жили в Казани и шумно и привольно, но по части высшей „интеллигенции“ было скудно. Даже в
Нижнем нашлось несколько писателей за мои гимназические годы; а в тогдашнем казанском обществе я не помню ни одного интересного мужчины с литературным именем или с репутацией особенного ума, начитанности. Профессора в тамошнем свете появлялись очень редко, и едва ли не одного только И.К.Бабста встречал я в светских домах
до перехода его в Москву.
В Казани, как и в
Нижнем, Милославский играл все, и в комедии, и в мелодраме, и в трагедии, от роли городничего
до Гамлета и Ляпунова.
Я рос вдали от него, видел его всего три раза
до поступления в студенты: два раза в
Нижнем и последний — в Москве.
Зима близилась, но санного пути еще не было. Стояли бесснежные морозные дни. Приходилось ехать
до Нижнего в перекладной телеге, всем четверым: три студиоза и один дворовый человек, тогда даже еще не"временно-обязанный".
Но эта спавшая сверху благодать не изменила ни на йоту моих ближайших планов. Я не кинулся сейчас же в
Нижний получать наследство, а оставил это
до летних месяцев, когда сдам экзамен на кандидата.
Деревню я знал
до того только как наблюдатель, и в отрочестве, и студентом проводя почти каждое лето или в подгородней усадьбе деда около
Нижнего (деревня Анкудиновка), или — студентом — у отца в селе Павловском Лебедянского уезда Тамбовской губернии.
Как я сказал выше, редактор"Библиотеки"взял роман по нескольким главам, и он начал печататься с января 1862 года. Первые две части тянулись весь этот год. Я писал его по кускам в несколько глав, всю зиму и весну,
до отъезда в
Нижний и в деревню; продолжал работу и у себя на хуторе, продолжал ее опять и в Петербурге и довел
до конца вторую часть. Но в январе 1863 года у меня еще не было почти ничего готово из третьей книги — как я называл тогда части моего романа.
Дела по журналу и имению вызывали ежегодно поездки в
Нижний. Но я не мог оставаться там подолгу, а в деревню незачем было ездить.
До продажи земли там хозяйничал мой товарищ З-ч.
Центр столицы — знаменитая"Pureta del sol" — поразил меня банальной архитектурой ее домов, некрасивостью своих очертаний. А ведь это был тогда самый жизненный центр Мадрида. Посредине ее стоял Palacie de govemaries, и этот дом красно-кирпичной обшивкой и всем своим пошибом напомнил мне
до смешного трактиры моего родного города
Нижнего и на Верхнем, и на
Нижнем базаре тогдашних, тоже знаменитых трактирщиков Бубнова, Лопашева и Ермолаева.
— Пятнадцать троек! — думала вслух Раиса Павловна, перечитывая телеграмму. — Это целая орда сюда валит. От Петербурга до Москвы сутки, от Москвы до Нижнего сутки, от
Нижнего до Казани — двое, от Казани по Волге, потом по Каме и по Белой — трое суток… Итого, неделя ровно. Да от Белой до Кукарского завода двести тридцать верст — тоже сутки. Через восемь дней, следовательно, все будут здесь. Слышите, Родион Антоныч?
Шамраев. Помню, в Москве в оперном театре однажды знаменитый Сильва взял
нижнее до. А в это время, как нарочно, сидел на галерее бас из наших синодальных певчих, и вдруг, можете себе представить наше крайнее изумление, мы слышим с галереи: «Браво, Сильва!» — целою октавой ниже… Вот этак (низким баском): «Браво, Сильва…» Театр так и замер.
Неточные совпадения
Такова была простота нравов того времени, что мы, свидетели эпохи позднейшей, с трудом можем перенестись даже воображением в те недавние времена, когда каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж, за честь и обязанность быть оным от верхнего конца
до нижнего.
Тогда он поехал в Кисловодск, прожил там пять недель и, не торопясь, через Тифлис, Баку, по Каспию в Астрахань и по Волге поднялся
до Нижнего, побывал на ярмарке, посмотрел, как город чистится, готовясь праздновать трехсотлетие самодержавия, с той же целью побывал в Костроме.
«Свободное размышление профана о вредоносности насаждения грамоты среди
нижних воинских чинов гвардии с подробным перечнем бывших злокозненных деяний оной от времени восшествия на Всероссийский престол Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Елисавет Петровны и
до кончины Благочестивейшего Императора Павла I-го, включая и оную».
На столе горела маленькая лампа под зеленым абажуром, неприятно окрашивая лицо Лютова в два цвета: лоб — зеленоватый, а
нижняя часть лица, от глаз
до бородки, устрашающе темная.
Через несколько дней Клим Самгин подъезжал к
Нижнему Новгороду. Версты за три
до вокзала поезд, туго набитый людями, покатился медленно, как будто машинист хотел, чтоб пассажиры лучше рассмотрели на унылом поле, среди желтых лысин песка и грязнозеленых островов дерна, пестрое скопление новеньких, разнообразно вычурных построек.