Полонский жил тогда со своей молоденькой первой женой (русской парижанкой, дочерью псаломщика Устюшкова) в доме известного архитектора Штакеншнейдера и привел меня из своей квартиры в хозяйский обширный апартамент, где по воскресеньям
давали вечера литературно-танцевальные.
Неточные совпадения
Тогда Казань славилась тем, что в „общество“ не попадали даже и крупные чиновники, если их не считали „из того же круга“. Самые родовитые и богатые дома перероднились между собою, много принимали,
давали балы и
вечера. Танцевал я в первую зиму, конечно, больше, чем сидел за лекциями или серьезными книгами.
Тогда она сделалась литературной
дамой и переводила русские стихи по-английски; но губернаторшей никаких у себя
вечеров с литературными чтениями и даже с музыкой в те годы не устраивала.
В этом профессорско-студенческом клубе шла такая жизнь, как в наших смешанных клубах, куда вхожи и
дамы: давались танцевальные и музыкальные
вечера, допускались, кажется, и карты, имелись столовая и буфет, читались общедоступные лекции для городской публики.
В доме ее кузины, в огромном казенном помещении около Технологического института,
давали танцевальные
вечера, и с многими
дамами и девицами я познакомился как писатель. Но это не было там особенно привлекал тельным званием.
Учреждений, кроме Певческой капеллы, тоже не было. Процветала только виртуозность, и не было недостатка в хороших учителях. Из них Гензельт (фортепьяно), Шуберт (виолончель) и несколько других были самыми популярными. Концертную симфоническую музыку
давали на университетских утрах под управлением Шуберта и на
вечерах Филармонического общества. И вся виртуозная часть держалась почти исключительно немцами. Что-нибудь свое, русское, создавалось по частной инициативе, только что нарождавшейся.
Митинг ли в Гайд-Парке или на Трафальгар-Сквере, эпсомские ли скачки, массовые ли гулянья в"Кристал-Паласе", концерты ли, монстры, спектакли в опере или
вечера в народных театрах с. драмами из мира лондонских вертепов, — все это
давало чувство той громадной человеческой лаборатории, которая называется Лондоном.
И как гигиенично и удобно
давали такие спектакли! Некоторые шекспировские
вечера начинались в шесть и даже в половине шестого. И вообще для пятиактных драм и комедий держались правила начинать спектакли в половине седьмого. И к десяти с небольшим кончали самую обширную шекспировскую хронику, и все отправлялись ужинать. Так когда-то
давали спектакли в Париже в XVIII веке: начинали еще раньше, к 5 часам пополудни, и кончали к десяти.
Славянские студенты
дали в конце сезона большой
вечер с речами. Меня просили говорить, и это была единственная во всю мою жизнь немецкая речь. А немецкий язык и тут сослужил роль междуславянского языка.
Ходили мы и в революционно-народный клуб"Anton — Martin", где каждый
вечер происходили сходки и произносились замечательные речи. Постоянно туда ходили унтер-офицеры и заражались бунтарскими идеями. Это была своего рода практическая школа"пронунсиа-миенто", но нам она
давала разнообразный материал для знакомства с тем, от чего старая Испания трещала по швам.
Долго жизнь не
давала мне достаточно досугов, но в начале 80-х годов, по поводу приезда в Петербург первой драматической труппы и моего близкого знакомства с молодым польско-русским писателем графом Р-ским, я стал снова заниматься польским языком, брал даже уроки декламации у режиссера труппы и с тех пор уже не переставал читать польских писателей; в разное время брал себе чтецов, когда мне, после потери одного глаза, запрещали читать по
вечерам.
Наконец один из чиновников, какой-то даже помощник столоначальника, вероятно для того, чтобы показать, что он ничуть не гордец и знается даже с низшими себя, сказал: «Так и быть, я вместо Акакия Акакиевича
даю вечер и прошу ко мне сегодня на чай: я же, как нарочно, сегодня именинник».
Ты знаешь, что я не имею собственной жизни: сердце мое, это некогда страстное и пылкое сердце, оно как будто бы перестало уже биться; я езжу в оперу,
даю вечера, наряжаюсь, если хочешь, но это только одни пустые рассеяния, а жизни, самой жизни — нет и нет… тысячу раз нет…
— Да мы никакой подмосковной и не видали, — отвечает она. — Дмитрий Никитич, приехав, нанял огромную квартиру, познакомил меня с очень многими, стал
давать вечера, заставлял меня беспрестанно ездить в театр, в собрания, а папеньке написал, что все куплено, и старик до сих пор воображает, что у нас семьдесят душ под Москвой и завод. Теперь, как я начну писать к папеньке, так он и умоляет, чтоб я не проговорилась как-нибудь, — такой смешной!
Неточные совпадения
— А что ты
дашь? — // «
Дам хлебушка // По полупуду в день, //
Дам водки по ведерочку, // Поутру
дам огурчиков, // А в полдень квасу кислого, // А
вечером чайку!»
«А мы на что, кума? //
Давай серпы! Все семеро // Как станем завтра — к
вечеру // Всю рожь твою сожнем!»
— Да объясните мне, пожалуйста, — сказал Степан Аркадьич, — что это такое значит? Вчера я был у него по делу сестры и просил решительного ответа. Он не
дал мне ответа и сказал, что подумает, а нынче утром я вместо ответа получил приглашение на нынешний
вечер к графине Лидии Ивановне.
Левину невыносимо скучно было в этот
вечер с
дамами: его, как никогда прежде, волновала мысль о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они работали, как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
Вечером, я только ушла к себе, мне моя Мери говорит, что на станции
дама бросилась под поезд.