Неточные совпадения
Нас рано стали
возить в театр. Тогда все почти дома в городе были абонированы. В театре зимой сидели в шубах и салопах,
дамы в капорах. Впечатления сцены в том, кому суждено быть писателем, — самые трепетные и сложные. Они влекут к тому, что впоследствии развернется перед тобою как бесконечная область творчества; они обогащают душу мальчика все новыми и новыми эмоциями. Для болезненно-нервных детей это вредно; но для более нормальных это — великое бродило развития.
Мы
проводили дни в откровенных беседах, я очень много читал, немного присматривался к хозяйству, лечил крестьян, ездил к соседям, с возрастающим интересом приглядывался и прислушивался ко всему, что
давали тогдашняя деревня, помещики и крестьяне.
А отсутствие более сильных хозяйственных наклонностей не
давало того себялюбивого, но естественного довольства от сознания, что вот у меня лично будет тысяча десятин незаложенной земли, что у меня есть лес-"заказник", что я могу хорошо обставить хутор,
завести образцовый скотный двор.
Но я наверно бы урвался в Москву, если б не слетал туда на одну из последних репетиций — всего на двадцать четыре часа,
провожая даму, у которой был роман с одним моим товарищем.
Представили меня и старику Сушкову, дяде графини Ростопчиной, написавшему когда-то какую-то пьесу с заглавием вроде"Волшебный какаду". От него пахнуло на меня миром"Горя от ума". Но я
отвел душу в беседе с М.С.Щепкиным, который мне как автору никаких замечаний не делал, а больше говорил о таланте Позняковой и, узнав, что ту же роль в Петербурге будет играть Снеткова, рассказал мне, как он ей
давал советы насчет одной ее роли, кажется, в переводной польской комедийке"Прежде маменька".
Писал под мою диктовку местный семинарист из богословского класса, курьезный тип, от которого я много слышал рассказов о поповском быте. Проработав до вечерних часов, я
отвозил его в семинарию, где отец ректор
дал ему дозволение каждый день бывать у меня.
Прежний, строго консервативный, монархический режим, отзывавшийся временами Меттерниха, уже канул. После войны 1866 года империя Габсбургов радикально изменила свое обличье, сделалась дуалистическим государством,
дала «мятежной» Венгрии права самостоятельного королевства,
завела и у себя, в Цизлейтании, конституционные порядки. Стало быть, иностранец уже не должен был бояться, что он будет более стеснен в своей жизни, чем даже и в Париже Второй империи.
Он опять
завел речь о невежественности
дам и уверял, что когда-то его близкая приятельница, графиня Нессельроде (дочь графа Закревского), которую он когда-то взял в героини своего любовного романа — "
Дама с жемчугом", написанного в параллель к"
Даме с камелиями", приехала к нему с какого-то обеда и спрашивала его,"про какую такую Жанну д'Арк все толковали там".
Я
дал ему перевести как можно скорее только что вышедшую тогда брошюру Дж. Ст. Милля"Об утилитаризме". Мой юный сотрудник перевел ее в два дня, и когда я послал ему гонорар с секретарем редакции, тот передал мне, что его самого он не застал, а гонорар передал его матери, которая,
провожая его, сказала...
Наши
дамы провожали нас, провожала и она, и, право, даже смотреть было совестно: хотя бы для приличия взглянула разок на мужа, — нет, повесилась на своем поручике, как черт на сухой вербе, и не отходит.
— Ладно, ладно…
дай проводить гостей-то, чего ревешь! — внушительно проговорил Прохор Пантелеич и равнодушно прибавил: — Степана Ватрушкина хозяйка… Третий день шляется, все лошадь продает, а мне куда с ней, с лошадью-то: возьми ее да и трави сено. Скотина, как пила, день и ночь пилит…
Неточные совпадения
Аммирал-вдовец по морям ходил, // По морям ходил, корабли
водил, // Под Ачаковом бился с туркою, // Наносил ему поражение, // И
дала ему государыня // Восемь тысяч душ в награждение.
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А в дом войдем, так из дому //
Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка // С краюхою, с ножом, // А мы-то заливаемся: // «
Давать давай — весь каравай, // Не мнется и не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
Стародум(
сведя обоих). Вам одним за секрет сказать можно. Она сговорена. (Отходит и
дает знак Софье, чтоб шла за ним.)
— Ну, старички, — сказал он обывателям, —
давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте,
заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
— А, они уже приехали! — сказала Анна, глядя на верховых лошадей, которых только что
отводили от крыльца. — Не правда ли, хороша эта лошадь? Это коб. Моя любимая. Подведи сюда, и
дайте сахару. Граф где? — спросила она у выскочивших двух парадных лакеев. — А, вот и он! — сказала она, увидев выходившего навстречу ей Вронского с Весловским.