Неточные совпадения
Но на таком «
положении»
был едва ли не я один во всем классе.
Общество не
было и исключительно сословным. В него проникали все: чиновники, учителя гимназии, архитекторы, образованные или только полированные купцы. Дворян с видным
положением в городе, женатых на купчихах, почти что не
было, что показывало также, что за одним приданым не гонялись, хотя в городе и тогда
было немало богатых купцов, водились и миллионеры.
Но в итоге тогдашняя литература и писатели, как писатели, а не как господа с известным
положением в обществе, стояли очень высоко во мнении всех, кто не
был уже совсем малограмотным обывателем.
Для тогдашнего николаевского общества такое
положение Щепкина
было важным фактом, и фактом, вовсе не выходящим из ряду вон. Я на это напираю. Талант, личное достоинство ценились чрезвычайно всеми, кто сколько-нибудь выделялся над глухим и закорузлым обывательским миром.
Положение города на реке менее красиво; крепость по живописности хуже нашего кремля; историческая татарская старина сводилась едва ли не к одной Сумбекиной башне. Только татарская часть города за рекой Булаком
была своеобразнее. Но тогда и я, и большинство моих товарищей не приобрели еще вкуса к этнографии. Это не пошло дальше двух-трех прогулок по тем улицам, где скучилось татарское население, где
были их школы и мечети, лавки, бани.
Но физиология
была в жалком
положении, без кабинета, опытов и вивисекций.
Литературу в казанском монде представляла собою одна только М.Ф.Ростовская (по казанскому произношению Растовская), сестра Львова, автора „Боже, царя храни“, и другого генерала, бывшего тогда в Казани начальником жандармского округа. Вся ее известность основывалась на каких-то повестушках, которыми никто из нас не интересовался. По
положению она
была только жена директора первой гимназии (где когда-то учился Державин); ее муж принадлежал к „обществу“, да и по братьям она
была из петербургского света.
Я еще застал нескольких студентов-поляков, которые
были как бы на
положении ссыльных. Те
были куда развитее нас в этом смысле, но им следовало „держать ухо востро“ более, чем кому-либо.
Нельзя сказать, чтобы тогдашняя барщина (по крайней мере у отца) подъедала хозяйство самих крестьян. Она усиливалась в рабочую пору, но если выгоняли на работу лишний раз против
положения (то
есть против трех-четырех дней в неделю), то давались потом льготные дни или устраивали угощение, род „помочи“.
Немецкие бурши посадили нас на"Verruf"(по-студенчески
есть слово более беспощадное и циническое), и в таком
положении мы все дожили до выхода из университета.
Мое юношеское любовное увлечение оставалось в неопределенном status quo. Ему сочувствовала мать той еще очень молодой девушки, но от отца все скрывали. Семейство это уехало за границу. Мы нередко переписывались с согласия матери; но ничто еще не
было выяснено. Два-три года мне нужно
было иметь перед собою, чтобы стать на ноги, найти заработок и какое-нибудь"
положение". Даже и тогда дело не обошлось бы без борьбы с отцом этой девушки, которой тогда шел всего еще шестнадцатый год.
Еду в университет, ищу ректора, добрейшего П.А. Плетнева, наталкиваюсь на него в коридоре, излагаю ему мое затруднительное
положение, прошу разрешить мне сдать все экзамены в сентябре, когда
будут"переэкзаменовки".
Сходка — не знаю уже на что рассчитывая — упиралась безусловно, на выкуп не шла, даже и на самых льготных условиях, и дело это тянулось до тех пор, пока я принужден
был дать крестьянам обеих деревень даровой надел (так называемый"сиротский"), что, конечно, невыгодно отозвалось в ближайшем будущем на их хозяйственном
положении.
С университетом прямая связь прервалась. Здание"Двенадцати коллегий"стояла пустое. Студенчество рассеялось. Много
было"сосланных"и"высланных", разбирательство затянулось очень надолго. Кроме всяких"кар", надо
было позаботиться и о материальном
положении студенческой массы.
Тогда Москва имела отдельную, самостоятельную дирекцию, на одинаковом
положении с Петербургом. Но общие порядки
были все такие же, только в Москве драматическая труппа сложилась гораздо удачнее;
был еще жив М.С.Щепкин, а с репертуаром Островского явилась целая группа талантливых бытовых исполнителей. И чиновнический гнет чувствовался гораздо меньше.
Всего сильнее действовала она на нашу публику в пьесе, изображающей жизнь английской королевы Елизаветы. Она и умирает на сцене. По созданию лица, по реализму отдельных
положений это
было самое оригинальное из того, что она тогда исполняла.
Стасов не проповедовал отрицания искусства, но его эстетика
была узкореалистическая. Он признавал безусловную верность одного из
положений диссертации Чернышевского, что настоящее яблоко выше нарисованного. Поэтому, ратуя за русское искусство, он ставил высоко идейную живопись и скульптуру, восхвалял литературные сюжеты на"злобы дня"и презирал чистое искусство не менее самых заядлых тогдашних нигилистов.
Литературная жилка задрожала. Мне и раньше хотелось какого-нибудь более прочного
положения. Службу я — принципиально — устранял из своей карьеры. Журнал представился мне самым подходящим делом. По выкупу я должен
был получить вскоре некоторую сумму и в случае надобности мог, хоть и за плохую цену, освободиться от своей земли.
Что я
был еще молод — не могло меня удерживать. Я уже более двух лет как печатался,
был автором пьес и романа, фельетонистом и наблюдателем столичной жизни. Издание журнала давало более солидное
положение, а о возможности неудачи я недостаточно думал. Меня не смущало и то, что я-по тогдашнему моему общественно-политическому настроению — не имел еще в себе задатков руководителя органа с направлением, которое тогда гарантировало бы успех.
Бывали минуты, когда я терял надежду сбросить с себя когда-либо бремя долговых обязательств. Списывался я с юристами, и один из них, В.Д.Спасович, изучив мое
положение, склонялся к тому выводу, что лучше
было бы мне объявить себя несостоятельным должником, причем я, конечно, не мог
быть объявлен иначе как"неосторожным". Но я не согласился, и как мне ни
было тяжело — больному и уже тогда женатому, я продолжал тянуть свою лямку.
То, что в его натуре
было консервативного и несколько озлобленного, сказалось в его дальнейшей карьере. Он попал к Каткову в"Московские ведомости", где вскоре занял влиятельное
положение в редакции. Он оказался публицистом и администратором, которым хозяин газеты очень дорожил, и после смерти Каткова
был в"Московских ведомостях"одним из первых номеров.
А тогдашнее
положение П.И.Вейнберга
было действительно"не блестящее". Издательство"Века"наделило его большим долгом; он как-то сразу растерял и работу в журналах; а женитьба наградила его детьми, и надо
было чем-нибудь их поддерживать.
Не в пример моим тогдашним коллегам, редакторам старше меня и опытом и
положением в журналистике, с самого вступления моего в редакторство усиленно стал я хлопотать о двух отделах, которых при Писемском совсем почти не
было: иностранная литература и научное обозрение.
Григорьев тоже оказался жертвой своего хронического. безденежья. У него уже не
было такого
положения, как в журнале графа Кушелева и у Достоевских. Он вел жизнь настоящего богемы. А выручить его в трудную минуту никто не умел или не хотел."Фонд"и тогда действовал; но, должно
быть, не дал ему ссуды, какая
была ему нужна.
Для поправления своего материального
положения я мог бы выбрать тогда адвокатскую деятельность (к сему меня сильно склонял Урусов, только что поступивший в окружной суд), но я смотрел тогда (да и впоследствии) совсем не сочувственно на профессию адвоката. А она, конечно, дала бы мне в скором времени хороший заработок — я имел все данные и все права, чтобы сделаться"присяжным поверенным". Мечта о сцене
была совершенно бескорыстна. Расчеты на выгодную карьеру в нее абсолютно не входили.
В Лондоне испытал я впервые чувство великой опасности
быть брошену как в море тому, кто не может произнесть ни одного слова по-английски. Теперь еще больше народу, маракующего крошечку по-французски или по-немецки, но тогда, то
есть сорок один год назад, только особенная удача могла вывести из критического, безвыходного
положения всякого, кто являлся в Лондон, не позаботившись даже заучить несколько фраз из диалогов.
Я
был очень тронут этим неожиданным посещением и тут сразу почувствовал, что я, несмотря на разницу лет и
положения, могу
быть с А.И. как с человеком совсем близким. И тон его, простой, почти как бы товарищеский, никогда не менялся. Не знаю, чем он не угодил женевским эмигрантам, но ни малейшего генеральства у него не
было.
Я нашел в ней очень умную, тонко наблюдательную, много видавшую на своем веку женщину, с большим тактом, а он нужен ей
был, потому что ее
положение в семействе
было, для посторонних и даже более близких знакомых, какое-то двойственное: жена не жена, хозяйка не хозяйка — и все-таки что-то гораздо большее, чем просто друг дома, приятельница…
Это по тогдашним временам даже и в среде радикалов
было в редкость; поэтому многим странно могло казаться, что при такой"эмансипации"от всяких предрассудков они все-таки держались почему-то двойственного
положения.
Другой волжанин из Казани, доктор Б. —
был совсем другой тип, старше годами, с характерными повадками и говором истого казанца. Он уже имел в своем городе
положение известного практиканта и стоял во главе лечебницы. В Вене, а потом в Берлине, он доделывал свою научную выучку, посещал и госпитальные клиники, и лекции теоретиков.
Сначала у меня не
было особых симпатий к французскому нашествию на Германию; но когда после Седана сделалось очевидно, что Пруссия хочет раздавить всю Францию, разделавшись так легко с Наполеоном III, я не мог не сочувствовать трагическому-положению французов.
И вот в этом самом городе, где я как писатель испытал уже столько горечи, потерял состояние и нажил огромный для меня долг, я должен
был теперь заново устраивать себе
положение.
Сам Корш встретил меня не особенно приветливо, но оценил то, что я счел своим долгом сначала отъявиться к нему, чтобы знать, желает ли он иметь меня в постоянных сотрудниках. Какого-нибудь прочного
положения в газете я не получил. Мы условились, что я
буду по четвергам писать фельетоны, но никакого отдела он мне не предложил и никакого особенного содержания, кроме построчной платы.
Это еще больше иллюстрировало то, как и в самых либеральных органах печати
положение"работников пера"
было такое же, как и прислуги у вздорных барынь.
А поверх всего надо
было усиленно продолжать работу наполовину для себя, а наполовину для покрытия долга по"Библиотеке для чтения". Кроме собственного труда, у меня не
было и тогда никаких других ресурсов. От родителей своих (мои отец и мать
были еще живы) я не мог получать никакой поддержки. Их доходы
были скромны, и я не позволял себе и в больших тисках чем-нибудь отягощать их материальное
положение.
Тема этой беседы
была; желание показать публике, что Добролюбов не
был нисколько выучеником его, Чернышевского, что он очень быстро занял в"Современнике"самостоятельное
положение.
Моим чичероне по тогдашнему Лондону (где я нашел много совсем нового во всех сферах жизни)
был г. Русанов, сотрудник тех журналов и газет, где и я сам постоянно писал, и как раз живший в Лондоне на
положении эмигранта.