Природу я совсем не знала, потому что представляла себе любовь к ней чем-то особенным, на что способны одни только сочинители, поэты. Теперь я вижу, что привязываться к природе вовсе не трудно. Нравится вам быть на вольном воздухе, не скучно вам в лесу, приятно поваляться на траве, следят ваши глаза за всяким новым предметом: облако ли то, пригорок, деревцо, отблеск солнца… вот вы и
любите природу. Поживите так несколько дней в дружбе с нею, и вам уже она нужна каждый день…
Неточные совпадения
— Все должно прийти само собой, — продолжал он еще горячее. — Я на своем веку довольно марал бумаги. Но как я сделался писателем? Приехал я в деревню. Предо мной
природа. Не
любить ее нельзя. Кругом живые люди. Стал я их полегоньку описывать. Так, попросту, без затей: как живут, как говорят, как
любят. Все, что покрасивее, поцветнее, пооригинальнее, то, разумеется, и шло на бумагу. А больше у меня никакой и заботы не было.
Слуга вошел и доложил о приезде председателя казенной палаты, сладкоглазого старика с сморщенными губами, который чрезвычайно
любил природу, особенно в летний день, когда, по его словам, «каждая пчелочка с каждого цветочка берет взяточку…». Аркадий удалился.
— Адский пейзаж с черненькими фигурами недожаренных грешников. Железные горы, а на них жалкая трава, как зеленая ржавчина. Знаешь, я все более не
люблю природу, — заключила она свой отчет, улыбаясь и подчеркнув слово «природа» брезгливой гримасой. — Эти горы, воды, рыбы — все это удивительно тяжело и глупо. И — заставляет жалеть людей. А я — не умею жалеть.
Охота с ружьем и собакой прекрасна сама по себе, für sich, как говаривали в старину; но, положим, вы не родились охотником: вы все-таки
любите природу и свободу; вы, следовательно, не можете не завидовать нашему брату… Слушайте.
Неточные совпадения
— Я, знаете, мой почтеннейший,
люблю иногда… Хорошо иногда посмотреть, как они… как в
природе ликованье этакое бывает…
Константин Левин не
любил говорить и слушать про красоту
природы.
Только люди, способные сильно
любить, могут испытывать и сильные огорчения; но та же потребность
любить служит для них противодействием горести и исцеляет их. От этого моральная
природа человека еще живучее
природы физической. Горе никогда не убивает.
Несмотря на врожденную склонность их к послушанию, по некоторой игривости
природы, в которой не отказано даже и корове, весьма многие из них
любят воображать себя передовыми людьми, «разрушителями» и лезть в «новое слово», и это совершенно искренно-с.
— Ну так что ж, ну и на разврат! Дался им разврат. Да
люблю, по крайней мере, прямой вопрос. В этом разврате по крайней мере, есть нечто постоянное, основанное даже на
природе и не подверженное фантазии, нечто всегдашним разожженным угольком в крови пребывающее, вечно поджигающее, которое и долго еще, и с летами, может быть, не так скоро зальешь. Согласитесь сами, разве не занятие в своем роде?