Неточные совпадения
Она протянула ему руку и придержала ее.
Лука Иванович опять почувствовал в этой горячей руке нервное какое-то дрожание и поглядел в
лицо своей собеседнице.
Лицо было красно, точно его изнутри подогревали. Глаза, окруженные большими веками, тревожно вспыхивали. Во всем ее тощем теле ясно было напряжение, передававшееся физически в рукопожатии.
— Вы работали? — спросил
Лука Иванович, отнимая руку. — Я это вижу по
лицу вашему.
Проскудин оказался, однако, дома. Это был приземистый малый, таких лет, как
Лука Иванович, т. е. сильно за тридцать, с круглой белокурой бородой, с пухлым
лицом и довольно большой, блестящей лысиной. Глаза его щурились и часто смеялись. Он сам отворил гостю.
— Полноте, Христа ради, Анна Каранатовна! — вскричал он с краской на
лице. — Как вам не стыдно? Опять вы эдакой разговор со мной ведете; я уж вам докладывал, что крайности никакой не имею. Тоже я и самому
Луке Иванычу довольно говорил: не пропадет! Ведь вы сами знаете, я не этим одним живу.
Лицо ее стало вдруг гораздо серьезнее, и глаза ушли куда-то вдаль.
Лука Иванович заметил это.
Только что
Лука Иванович успел вслед за нею обернуться, глаза его упали на высокую фигуру в военном сюртуке и густых эполетах, с белой фуражкой в руках. С фона портьеры выступило широкое, несколько отекшее
лицо человека лет за тридцать, с черноватыми плоскими бакенбардами, хмуро ухмыляющееся и покрытое жирным лоском.
Она живо поднялась, вся обернулась и взглядом пригласила
Луку Ивановича. Он, весь съежившись от внезапного появления нового
лица, поплелся вслед за военным.
В портьеру просунулась курчавая голова с восточным, очень красивым
лицом. Такой военной формы, какая была на этом юноше (ему казалось на вид лет девятнадцать)
Лука Иванович еще никогда вблизи не видал, хотя тотчас же сообразил, к какому «роду оружия» принадлежит этот «абрек».
Князь даже встал в жару разговора и расставил ноги. Хозяйка и
Лука Иванович с оживленными
лицами глядели на него.
И
Лука Иванович, и m-me Патера разом расхохотались. Князь представлял все в
лицах и старался даже подражать голосам учителя и ученика.
Все это
Лука Иванович выговорил довольно стремительно, но как будто против своей воли, точно кто толкал из него слова. В
лице он старался удержать свое обыденное выражение юмора, а тон выходил горячий и действительно с оттенком душевной горечи.
Щеки ее разгорелись, яркими точками блистали глаза, даже грудь заметно взволновалась;
Лука Иванович не мог не взглянуть на нее, так ее голос показался ему тепел, а ее
лицо заставило его с нескрываемым волнением податься немного вперед.
Ему отперли тотчас же: он не дожидался и двух минут. Вместо Татьяны — со свечой в руке стояла на пороге Анна Каранатовна.
Лицо у ней было не сонное, а скорее жесткое, с неподвижными глазами.
Луке Ивановичу не приводилось видеть у ней такого выражения. Он тотчас отвел от нее взгляд, да и вообще ему не особенно понравилось то, что Анна Каранатовна могла засвидетельствовать его очень позднее возвращение.
Очень успокоился
Лука Иванович к часу утреннего кофе. Он почти весело отправился в комнату Анны Каранатовны. Первый взгляд, брошенный на нее, показал ему, что она чувствует. И ее
лицо, и прическа, и платье, надетое с утра для выхода, — все говорило, что она находится в возбужденно-выжидательном, как бы торжественном состоянии.
"По предварительному уговору", — подумал
Лука Иванович, не отходя от стола.
Лицо его осталось спокойным и добродушным, но ему не очень приятно было это, как он думал, бесполезное объяснение с писарем.
И так живо представила все в
лицах, что
Лука Иванович просмеялся целый вечер без умолку.
В глаза
Луке Ивановичу бросилась особенная тревога этого молодого, природно-апатичного
лица: так могли глядеть глаза только у человека, охваченного едким и сильным душевным движением.
Он закрыл
лицо руками, грудь его заколыхалась. Он уперся головой в стену и беззвучно бился…
Лука Иванович подбежал к нему.
Движение губ ее придало
лицу опять выражение едкой боли.
Луке Ивановичу стало делаться жутко.
С жестом глубокого отчаяния прикрыл
Лука Иванович
лицо руками и, опустившись на кресло, сидел так несколько минут. Он просидел бы еще, но кто-то дотронулся рукой до его плеча.
— Вы хотите предостерегать меня? — менее резко спросил
Лука Иванович, взглянув на испуганно-возбужденное
лицо ее. — Опоздали! Все уже кончено!
Возглас Елены Ильинишны как будто смягчил напряженность
Луки Ивановича. По крайней мере,
лицо его получило оттенок более тихой скорби. Он взял даже Елену Ильинишну за обе руки и с усилием выговорил...
В числе провожавших покойника шел один, несколько поодаль от вереницы, двигавшейся по правому тротуару, и
Лука Иванович Присыпкин. Запахивался он все еще в зимнюю свою шубку. Сильно он горбился и даже упирался на палку. В
лице он не очень похудел, но цвет щек стал еще непригляднее, бородку он отрастил, и седой волос уже заметно серебрил ее.
— И вы провожаете? — спросил, обративши к нему
лицо,
Лука Иванович. Можно было заметить, что он не намерен отвечать в тон на сладкие интонации красивого барина в бекеше.
Горькая черта избороздила рот
Луки Ивановича. Глаза его вспыхнули, в щеках пробилась краска; но это было всего одну минуту.
Лицо опять осунулось, взгляд потух, на лбу ж легли две резкие линии; он что-то сообразил.
Неточные совпадения
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним
Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выраженьем
лица, относящимся прямо к семейству городничего.
Лука стоял, помалчивал, // Боялся, не наклали бы // Товарищи в бока. // Оно быть так и сталося, // Да к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — //
Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Акулины уже не было в доме. Анисья — и на кухне, и на огороде, и за птицами ходит, и полы моет, и стирает; она не управится одна, и Агафья Матвеевна, волей-неволей, сама работает на кухне: она толчет, сеет и трет мало, потому что мало выходит кофе, корицы и миндалю, а о кружевах она забыла и думать. Теперь ей чаще приходится крошить
лук, тереть хрен и тому подобные пряности. В
лице у ней лежит глубокое уныние.
— От радости, Василий Назарыч, от радости… — шептал
Лука, вытирая
лицо рукавом, — заждались мы вас здесь…
Звонок повторился с новой силой, и когда
Лука приотворил дверь, чтобы посмотреть на своего неприятеля, он даже немного попятился назад: в дверях стоял низенький толстый седой старик с желтым калмыцким
лицом, приплюснутым носом и узкими черными, как агат, глазами. Облепленный грязью татарский азям и смятая войлочная шляпа свидетельствовали о том, что гость заявился прямо с дороги.