Дом княжны Анны Борисовны, уцелевший каким-то чудом во время пожара 1812, не был поправлен лет пятьдесят; штофные обои, вылинялые и почерневшие,
покрывали стены; хрустальные люстры, как-то загорелые и сделавшиеся дымчатыми топазами от времени, дрожали и позванивали, мерцая и тускло блестя, когда кто-нибудь шел по комнате; тяжелая, из цельного красного дерева,
мебель, с вычурными украшениями, потерявшими позолоту, печально стояла около стен; комоды с китайскими инкрустациями, столы с медными решеточками, фарфоровые куклы рококо — все напоминало о другом веке, об иных нравах.
На грязных и невысоких окнах стояли прекрасные цветы;
мебель, вряд ли обитую чем-нибудь,
покрывали из толстого коленкора белые чехлы; некрашеный пол был вымыт, как стеклышко.
Мягкий, пушистый, хотя в некоторых местах повытертый ковер
покрывал пол этой довольно обширной, но казавшейся уютной, ввиду множества
мебели, комнаты.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была уставлена мелкою
мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из-за ширм виднелись белые
покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.