Самая большая трудность философии истории скрыта в природе индивидуального, которое, казалось бы, не поддается разумному объяснению, не вмещается ни в какие схемы.
Неточные совпадения
Этим нисколько, конечно, не отрицается, что в
самой действительности, в бытии мышление, познание играет
большую роль, возможно даже, что основа бытия есть Разум, Логос.
И это поистине революционная точка зрения, знаменующая собой переворот в теории знания, так как
большая дорога в развитии теории знания вела до сих пор к все
большему и
большему разобщению между субъектом и объектом и полному отрицанию возможности овладеть бытием, добиться присутствия в знании
самой действительности.
Но если во всех суждениях, из которых состоит знание, заключена
сама действительность, присутствует
само бытие, то возникают
большие затруднения с пространством и временем, так как мы строим суждения о действительности, отделенной от нас пространством и временем.
Пространство, время, все категории познания, все законы логики суть свойства
самого бытия, а не субъекта, не мышления, как думает
большая часть гносеологических направлений.
Мнить
самого себя спасителем и придавать своей жертве мировое искупляющее значение есть
большой соблазн ложной антропологии, соблазн зла, принявшего обличие добра.
В
самом факте
большого страдания никакой заслуги не было и не было бы ничего спасительного для мира.
Не страдать как можно
больше, а побеждать радостью и предчувствием блаженства даже
самые сильные,
самые нестерпимые страдания этого мира — вот христианский идеал.
Я стоял сзади одной толстой дамы, осененной розовыми перьями; пышность ее платья напоминала времена фижм, а пестрота ее негладкой кожи — счастливую эпоху мушек из черной тафты.
Самая большая бородавка на ее шее прикрыта была фермуаром. Она говорила своему кавалеру, драгунскому капитану:
Иные нужны мне картины: // Люблю песчаный косогор, // Перед избушкой две рябины, // Калитку, сломанный забор, // На небе серенькие тучи, // Перед гумном соломы кучи // Да пруд под сенью ив густых, // Раздолье уток молодых; // Теперь мила мне балалайка // Да пьяный топот трепака // Перед порогом кабака. // Мой идеал теперь — хозяйка, // Мои желания — покой, // Да щей горшок, да
сам большой.
Грэй не был еще так высок, чтобы взглянуть в
самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию, но чувствовал к ней особенное почтение; он с трепетом смотрел, как ее ворочают две служанки; на плиту выплескивалась тогда дымная пена, и пар, поднимаясь с зашумевшей плиты, волнами наполнял кухню.
Неточные совпадения
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую
сам, это уж слишком
большая честь… Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Хлестаков. Покорно благодарю. Я
сам тоже — я не люблю людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь,
больше бы ничего и не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Вот здешний почтмейстер совершенно ничего не делает: все дела в
большом запущении, посылки задерживаются… извольте
сами нарочно разыскать.
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в
самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с
большим, с
большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Питался
больше рыбою; // Сидит на речке с удочкой // Да
сам себя то по носу, // То по лбу — бац да бац!