Неточные совпадения
Именно те, которые переносят веру и мистику исключительно в субъективную действительность человеческого духа, те, которые отрицают мистическую реальность бытия и
пути соединения с ней, отрицают чудесную тайну преосуществления в
мире объективном, в мировой душе, те должны быть признаны рационалистами.
Христианство освободило языческий
мир от демономании, изгнало демонов из природы, механизировало природу и тем открыло
путь для подчинения природы.
Это вселенское религиозное миропонимание и мироощущение, к которому современный
мир идет разными
путями и с разных концов, прежде всего остро ставит вопрос о смысле мировой истории, о религиозном соединении судьбы личности и судьбы вселенной.
Если зло и страдания жизни, смерть и ужас бытия не являются результатом предмирного преступления богоотступничества, великого греха всего творения, свободного избрания злого
пути, если нет коллективной ответственности всего творения за зло
мира, нет круговой поруки, то теодицея [Теодицеей называется проблема оправдания Бога, но само это словосочетание вызывает возражение.
Ясно, что множественность и повторяемость в индийской философии и религии, отрицание смысла конкретной истории, допущение скитания душ по разным краям бытия, по темным коридорам и индивидуального спасения этих душ
путем превращения в новые и новые формы — все это несовместимо с принятием Христа и с надеждой на спасительный конец истории
мира.
Идея переселения души, отделения души от плоти этого
мира и перехода из этого
мира в совершенно иной, противоположна вере в воскресение плоти и космическое спасение человечества и
мира путем Церкви и истории.
Плоть этого
мира и плоть каждого из нас должна быть спасена для вечности, а для этого нужно не уходить из этого
мира в другой, не ждать переселения души и естественного ее бессмертия, а соединять этот
мир с Богом, участвовать в его вселенском спасении
путем истории, спасать плоть от смерти.
Человечество жаждало Спасителя, явления в
мире самого Бога, так как натуральные человеческие
пути были изжиты и привели к ужасу и мраку.
После Христа история
мира пошла не по
пути наименьшего сопротивления, как хотят думать позитивные историки, а по
пути наибольшего сопротивления, по
пути сопротивления всему греховному порядку природы.
В религии Христа был дан Богочеловек и открылась правда о личном небесном спасении, но не было еще дано богочеловечество и не была еще целиком открыта правда о соборном спасении
мира, о
пути осуществления духа Христова в мировом космосе.
Человечество, как бы предоставленное самому себе в делах этого
мира, в историческом творчестве культуры и общественности, беспомощно строило свою антропологию, свое человеческое учение об обществе и о
пути истории.
Богочеловек явился в
мир; мистический акт искупления совершился, но богочеловеческий
путь истории еще не был найден, все еще оставалось обширное поле для подмены божеского человеческим, для соблазнов князя этого
мира, который всегда охотно подсказывает, как лучше устроить
мир, когда Дух Святой не вдохновляет еще человечества.
Слишком ясно для полного религиозного сознания, что спасение есть дело всемирно-исторической жизни, всемирно-исторической творческой работы над плотью этого
мира, всемирно-исторической подготовки воскресения, а не индивидуального перехода в другой
мир путем смерти,
путем выхода из исторической жизни.
В самой природе
мира что-то изменилось после аскетического подвига восточной христианской мистики;
мир подготовился к вселенскому
пути воскресения.
Теория прогресса в обыденном сознании бестрагична — это прекраснодушная теория, которая хотя и утверждает страдальческий и кровавый
путь истории, но верит, что все идет к лучшему в этом лучшем из
миров.
Но Бог творит уже вместе с человечеством, богочеловеческим
путем творится новый
мир.
Отношение к «
миру» остается аскетическим навеки, так как Христос заповедал не любить «
мира», ни того, что в «
мире», но освящается творчество, как
путь к новому Космосу.
Неточные совпадения
Средь
мира дольного // Для сердца вольного // Есть два
пути.
Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло не потому, что ему легче было жить без веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений
мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его не было законное, совершившееся
путем той же мысли, но было только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления.
Мы тронулись в
путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над
миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Но я отстал от их союза // И вдаль бежал… Она за мной. // Как часто ласковая муза // Мне услаждала
путь немой // Волшебством тайного рассказа! // Как часто по скалам Кавказа // Она Ленорой, при луне, // Со мной скакала на коне! // Как часто по брегам Тавриды // Она меня во мгле ночной // Водила слушать шум морской, // Немолчный шепот Нереиды, // Глубокий, вечный хор валов, // Хвалебный гимн отцу
миров.
Но, не слушая или не слыша возражений, толстовец искусно — как находил Клим — изображал жуткую картину: безграничная, безмолвная тьма, в ней, золотыми червячками, дрожат, извиваются Млечные
Пути, возникают и исчезают
миры.