Неточные совпадения
Живому
человеку не легче
от этих гносеологических ухищрений, его повергают в царство призрачности, лишают и личности, и свободы, и реальности бытия.
Кантианство убивает не метафизику, не учение о бытии, это была бы невелика беда, оно убивает само бытие, вернее, оно выражает, отражает в жизни совершившееся угашение бытия, его отдаление
от покинутого
человека.
Требование «научной» веры, замены веры знанием есть, как мы увидим, отказ
от свободы,
от свободного избрания и
от вольного подвига, требование это унижает
человека, а не возвышает его.
Человек остался одиноким сам с собой, перед бездной пустоты, отрезанным
от живой конкретности, и ему осталось лишь постулировать утешительное, лишь субъективно воссоздавать утерянную божественность в мире.
Нужно совершить переизбрание, избрать новый объект любви, т. е. отречься
от старой любви к данной действительности, уже мне гарантированной, мне навязанной, сбросить с себя ветхого
человека и родиться к новой жизни в новой, иной действительности.
Через отречение
от малого разума,
от рассудка и приобщение к большому разуму, к Логосу,
человек прозревает сквозь хаос, сквозь фатум природы Разум мира, Смысл мира.
Поэтому дело спасения не было делом насилия над
человеком:
человеку предоставлена свобода выбора,
от него ждут подвига веры, подвига вольного отречения
от разума этого мира и
от смертоносных сил этого мира во имя разума большого и сил благодатных и спасающих.
В древнем, дохристианском мире потому нельзя было овладеть природой, что она была наполнена духами,
от которых
человек зависел.
Таинства древних религий были только природны, в них сказывалась зависимость
человека от природы.
Чтобы научно познать природу, овладеть ею и подчинить ее себе,
человек должен был освободиться
от духовной власти естества,
от трепета перед демонами природы.
Таинства языческих религий были таинствами зависимости
человека от природы, таинства же христианской религии — таинства, освобождающие
человека от власти естества.
Человек овладевает природой, познает ее, освобождается
от ее власти.
Лишь тогда познание будет свободно
от психологизма и антропологизма, если определяться оно будет не трансцендентальным
человеком, а трансцендентальной вселенной, т. е. церковью.
Человек-микрокосм есть столь же многосложное и многосоставное бытие, как и макрокосм, в нем есть все,
от камня до Божества.
Лосский делает знаменательное усилие выйти из тупика, в который попался европейская философская мысль, он рвется на свободу из клетки, выстроенной отвлеченными гносеологиями, так оторвавшими
человека от бытия.
Странность эта определяется желанием построить жизнь независимо
от того, есть ли бытие и что есть бытие, безотносительно к существу
человека, к его происхождению и предназначению, его месту в мироздании и смыслу его жизни.
Культурный
человек конца XIX века возжелал освобождения
от натуральной необходимости,
от власти социальной среды,
от ложного объективизма.
Человек отдается во власть настроений, причудливых переживаний, свободных
от всякой нормы; после смерти Бога сам творит себе богов, из себя пытается воссоздать потерянное бытие.
Человек перестал понимать, почему он так обижен природой, почему он страдает и умирает, почему рушатся его надежды, и озлобляется, мечется, отрекается
от благородства своего происхождения.
Сознание же наступает тогда, когда освобождается
человек от лживой идеи, что он лишь пленник у посторонней ему злой стихии, что он обиженный внешней силой, когда возвращается
человеку его высшее достоинство, повелевающее самого себя считать виновником своей судьбы и ответственным за зло.
Недостаточно
человека освободить
от внешнего насилия, как то думает социальная религия наших дней, нужно освободиться
человеку от внутреннего зла, которое и рождает насильственную связанность природы и смертоносный ее распад.
В центре этой трагедии стоит божественный
Человек — Христос, к Нему и
от Него идет историческое действие трагедии.
Христос явился как единственная и неповторимая точка мировой истории, в которой совершилось самосознание
человека, освобожденного
от гипноза стихийных и хаотических сил.
И самое сильное препятствие, быть может, в том, что не видят чуда
от веры в Христа, что поверивший в Христа все еще остается слабым
человеком.
Освобождение
от ложной теократии и бесчеловечия, прикрытого религией, вело к уничтожению всякой религиозной святыни, к обоготворению
человека и человечества, к безбожию.
Вл. Соловьев очень остроумно говорил, что гуманистический позитивизм у русской интеллигенции покоится на странном силлогизме: «
человек произошел
от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга».
Позитивизм и критицизм освободил
человека от всякой безусловной реальности, водворил
человека на территорию феноменалистического иллюзионизма.
Только новое религиозное сознание может осмыслить все, что произошло нового с
человеком, может ответить на его недоумение, излечить его
от тяжкой болезни дуализма, которой страдало все христианство в истории и которое передалось миру, с христианством порвавшему.
Религиозно должен
человек охранять себя и свою жизнь
от злых сил, собирать жизненные силы для участия в деле спасения, осуществляемого мировой историей.
Достоинство
человека — в его жизни, а не в смерти, в соединении духа с плотью, а не в отделении духа
от плоти, в соединении индивидуальной судьбы личности с исторической судьбой мира, а не в отделении личной судьбы
от мировой.
Страдание
людей есть знак того, что было совершено преступление, и освобождение
от страдания может быть лишь результатом искупления греха, творческой победы над злом.
Страданием
человек надеется отделаться
от греха, откупиться.
Жажда искупления необходима для спасения, так как
человеку есть что искупать; но гипноз искупления есть один из соблазнов; гипноз этот приводит к обожествлению страдания, а не освобождению
от страдания.
Социальные несправедливости не потому плохи, что
от них страдают
люди, а потому, что изобличают существование злой воли, что родились в грехе.
В абсолютном папизме торжествует соблазнительный для
людей путь принуждения, путь, облегчающий
людей от непосильной свободы.
Унижение и падение церкви и есть унижение и падение человеческой активности, отвращение воли человеческой
от воли Бога, безбожный отказ
человека нести возложенное Богом бремя свободы.
Идея обожествления
человека у Мейстера Эккерта и германских мистиков получена с Востока,
от Дионисия Ареопагита, развивалась в протесте против католического разобщения
человека и Божества и ведет к пантеизму.
Неточные совпадения
Переход
от страха к радости,
от низости к высокомерию довольно быстр, как у
человека с грубо развитыми склонностями души.
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь,
человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая
от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Я узнал это
от самых достоверных
людей, хотя он представляет себя частным лицом.
Также заседатель ваш… он, конечно,
человек сведущий, но
от него такой запах, как будто бы он сейчас вышел из винокуренного завода, это тоже нехорошо.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это
от судьи триста; это
от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!