Неточные совпадения
В силах был справиться с проблемами лишь один Франц Баадер, но путь его был особый,
не тот, что у всей философии.
Философия
не может и
не должна быть богословской апологетикой, она открывает истину, но открыть ее
в силах лишь тогда, когда посвящена
в тайны религиозной жизни, когда приобщена к пути истины.
Быть может, тут избираются недостойные предметы веры, быть может, тут совершается идолопоклонство, живой Бог подменяется ограниченными и относительными вещами, но само психологическое состояние веры
не упраздняется, оно остается
в силе.
Наука ничего
не знает о том едином разуме, который
в силах был бы отрицать чудесное.
Дуализм этот очень соблазняет современного культурного человека, уже
не мирящегося с полным отрицанием веры,
в глубине сердца своего жаждущего веры, но
не имеющего
сил преодолеть рационализм сознания.
Мы
не говорим уже, что верим
в видимые вещи, мы знаем их; все, что к ним относится, обладает доказательной
силой.
Рационалистический разрыв до тех пор будет
в силе, пока
не вырван будет корень греха.
Чудо есть победа благодатных, сверхприродных
сил над теми природными
силами, которые обязательно действуют планомерно, а
не отмена закономерности
в порядке природы.
В сложном взаимодействии
сил природы мы
не наблюдаем действия закона
в чистом виде, так как он всегда может быть парализован законами иными.
Ведь закономерность действия
сил природы ничего
не говорит о невозможности существования иных
сил и ничего
не знает о том, что произойдет, когда иные
силы войдут
в наш мир.
Чудесное есть победа над природой и над роковыми результатами действующих
в ней
сил, но
не отмена законов природы,
не отрицание науки, открывающей законы природы.
Спаситель явился миру
в образе раба, а
не царя, и был раздавлен
силами этого мира, и принял смерть по законам этого мира.
В христианстве же скрыты
силы для нового одухотворения природы, для возрождения Пана, для раскрытия тайн Божьего творения, живого, а
не мертвого.
Сама жизнь духа, а
не наука о жизни духа, предшествует гносеологии,
в самой жизни духа,
в самих
силах бытия нужно искать предпосылок гносеологии, а
не в психологии или другой какой-нибудь «логии».
Почему
не видеть
в так называемых априорных основах знания основ самого объективного бытия, которые входят
в познающего с
силой и твердостью?
Зло находится вне сферы бытия, рождается из небытия и
в небытие возвращается; оно
не обладает
силой, почерпнутой из божественного источника, и так же мало есть
сила, противоположная Богу, как бытие иное, конкурирующее.
Небытие же
не имеет корней
в бытии и
не может быть противополагаемо бытию как равное по
силе и достоинству.
Диавол
не есть
сила соотносительная с Богом, противоположная Ему, обладающая своим бытием, сравнимым с бытием
в Боге; его сфера — небытие, ложь и обман.
После грехопадения человек
не может уже свободно, своими естественными человеческими
силами спастись, вернуться к первоисточнику бытия, так как
не свободен уже: природа его испорчена, порабощена стихией зла, наполовину перешла
в сферу небытия.
В Ветхом Завете и язычестве Бог открывается человеку как
Сила, но он еще
не Отец; люди сознают себя
не детьми Бога, а рабами; отношение к Богу основано
не на любви и свободе, и на насилии и устрашении.
В религии Диониса, которую теперь сближают с христианством,
не было еще личности; дионисическая трагедия целиком совершается еще
в стихии натурального рода;
в ней все возрождается
в стихийности и хаотичности природных
сил.
И до сих пор мир
не понимает, почему Христос
не пришел
в силе и славе, почему
не явил Своей божественной мощи, почему так бессильна религия Христа
в истории, почему христианство получает удар за ударом и
не удается,
не устраивает этого мира.
Если бы Христос явился
в силе и славе, как Царь, то Он
не был бы Искупителем, то спасительная жертва
не совершилась бы.
Смысл творения
в том, чтобы человек и за ним весь мир полюбили Бога — Любовь, а
не устрашились Бога —
Силы.
Истина о Христе
не доказывается
силой человека, а скорее, его слабостью, так как истина эта
в том и заключается, что человек бессилен сам спастись и спасается через Христа.
И пусть неверующие, смотрящие со стороны,
не ждут чудес от христианина, чтобы поверить, чтобы войти
в мистический круг; они ведь
не видят чуда, реально уже совершившегося, чуда воскресения Христа, и ничего
не увидят до тех пор, пока свободная любовь
не одержит
в них победы над вынужденной
силой.
Пусть умственно сравнивают Христа с Буддой, Сократом или Магометом, все же
в глубине чувствуют, что это
не то, что с пришествием Христа изменился космический состав мира, что вошла
в мир
сила не от мира сего, что трансцендентное стало имманентным.
Протестантизм
в начале своем был мистичен, [Германская мистика и есть то, что было великого и вечного
в протестантизме.] но
не имел
в себе творческих религиозных
сил, нес с собой лишь отрицательную правду и
в дальнейшем своем развитии перешел
в рационализм.
Все технические, экономические, политические, медицинские и
в лучшем, светлом смысле магические способы противодействия злым
силам в свете религиозного сознания
не отбрасываются, а лишь претворяются.
Смысл мировой истории
не в благополучном устроении,
не в укреплении этого мира на веки веков,
не в достижении того совершенства, которое сделало бы этот мир
не имеющим конца во времени, а
в приведении этого мира к концу,
в обострении мировой трагедии,
в освобождении тех человеческих
сил, которые призваны совершить окончательный выбор между двумя царствами, между добром и злом (
в религиозном смысле слова).
Великая правда этого соединения была
в том, что языческое государство признало благодатную
силу христианской церкви, христианская же церковь еще раньше признала словами апостола, что «начальствующий носит меч
не напрасно», т. е. что власть имеет положительную миссию
в мире (независимо от ее формы).
Языческое государство
не может и
не должно быть упразднено и отвергнуто, его функция остается
в силе, пока грех и зло лежат на дне человеческой природы, но государство должно быть разоблачено как язычески-ветхозаветное, а
не христиански-новозаветное.
Есть великая религиозная тайна и святыня, которые хранятся
в чистоте православным Востоком, но есть
не менее великая религиозная
сила, которая действует на католическом Западе.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу, что
не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока
не пустит по миру, //
Не отойдя сосет!
Пастух уж со скотиною // Угнался; за малиною // Ушли подружки
в бор, //
В полях трудятся пахари, //
В лесу стучит топор!» // Управится с горшочками, // Все вымоет, все выскребет, // Посадит хлебы
в печь — // Идет родная матушка, //
Не будит — пуще кутает: // «Спи, милая, касатушка, // Спи,
силу запасай!
Молиться
в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней
не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, // Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты,
сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!