Неточные совпадения
Вся новая философия,
начиная с Декарта и кончая неокантианцами, отрицает необходимость посвящения и приобщения для стяжания знания, гнозиса, и потому тайны бытия и таинства жизни для философии закрываются.
Но религиозный синтез не может быть дан лишь в конце, лишь в результате аналитико-дифференцирующего процесса, лишь для будущих поколений, он дан и в
начале, дан для
всех живших и живущих, дан как истина, хранимая вселенской Церковью, как древняя мудрость.
Даже германский идеализм
начала XIX века, идеализм Фихте, Гегеля и Шеллинга, при
всей своей творческой мощи не в силах был справиться с этими роковыми для всякой философии проблемами.
Теория Гарнака о том, что догматы были рационализацией христианства, интеллектуализмом, внесением
начал греческой философии, опровергается
всей историей Церкви, которая учит, что
все догматы были мистичны и безумны, опытны и для разума человеческого антиномичны, ереси же были рационалистичны, человеческим разумом устраняли антиномичность, были выдумкой человеческой.
Для дискурсивного мышления
все начала и концы оказываются скрытыми в темной глубине,
начала и концы вне той середины, которая заполнена дискурсивным мышлением.
Кант утверждает, что
все являющееся нам бытие конструируется познающим субъектом, создается познавательным, интеллектуальным
началом.
Грех есть источник
всех категорий, над которыми рефлектирует гносеология, не понимая первоисточника
всего того, с чем имели дело, так как
начинает с вторичного.
Все великие философы древнего и нового мира признавали Логос как
начало субъективное и объективное, как основу мышления и бытия.
В
начале своего философского пути Лосский подвергся влиянию замечательного русского философа Козлова, которого, скорее
всего, можно назвать неолейбницианцем.
Непосредственно, первично ощущаемый
всеми людьми и во
все времена первородный грех не мог иметь своего
начала во времени и в этом мире.
Конец мировой трагедии так же предвечно дан, как и ее
начало; само время и
все, что в нем протекает, есть лишь один из актов трагедии, болезнь бытия в момент его странствования.
Мировая социальная катастрофа, наступление социалистического рая —
все это вывернутая наизнанку религиозная идея конца истории,
начало уже сверхисторического.
Исполнение плана Левина представляло много трудностей; но он бился, сколько было сил, и достиг хотя и не того, чего он желал, но того, что он мог, не обманывая себя, верить, что дело это стоит работы. Одна из главных трудностей была та, что хозяйство уже шло, что нельзя было остановить всё и
начать всё сначала, а надо было на ходу перелаживать машину.
Ассоль было уже пять лет, и отец
начинал все мягче и мягче улыбаться, посматривая на ее нервное, доброе личико, когда, сидя у него на коленях, она трудилась над тайной застегнутого жилета или забавно напевала матросские песни — дикие ревостишия [Ревостишия — словообразование А.С. Грина.]. В передаче детским голосом и не везде с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего медведя, украшенного голубой ленточкой. В это время произошло событие, тень которого, павшая на отца, укрыла и дочь.
Вместо ответа Раскольников встал, вышел в сени, взялся за колокольчик и дернул. Тот же колокольчик, тот же жестяной звук! Он дернул второй, третий раз; он вслушивался и припоминал. Прежнее, мучительно-страшное, безобразное ощущение
начинало все ярче и живее припоминаться ему, он вздрагивал с каждым ударом, и ему все приятнее и приятнее становилось.
— Сначала-то я молча плакала, не хотелось мне злодеев радовать, а как
начала вся эта мошка по лицу, по глазам ползать… глаза-то жалко стало, ослепят меня, думаю, навеки ослепят!
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Право, маменька,
все смотрел. И как
начал говорить о литературе, то взглянул на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой
начать, — думаю, прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на
все услуги.
Хлестаков. Дурак! еще
начал высчитывать.
Всего сколько следует?
Сам Государев посланный // К народу речь держал, // То руганью попробует // И плечи с эполетами // Подымет высоко, // То ласкою попробует // И грудь с крестами царскими // Во
все четыре стороны // Повертывать
начнет.
«Бабенка, а умней тебя! — // Помещик вдруг осклабился // И
начал хохотать. — // Ха-ха! дурак!.. Ха-ха-ха-ха! // Дурак! дурак! дурак! // Придумали: господский срок! // Ха-ха… дурак! ха-ха-ха-ха! // Господский срок —
вся жизнь раба! // Забыли, что ли, вы: // Я Божиею милостью, // И древней царской грамотой, // И родом и заслугами // Над вами господин!..»