Неточные совпадения
Путь этой книги исходит из свободы в самом начале, а не приводит к свободе лишь в
конце.
Неизбежный процесс дифференциации зашел слишком далеко, и на всех
концах культуры зреет потребность в процессе интегрирующем, восстанавливающем органическую целостность.
Но религиозный синтез не может быть дан лишь в
конце, лишь в результате аналитико-дифференцирующего процесса, лишь для будущих поколений, он дан и в начале, дан для всех живших и живущих, дан как истина, хранимая вселенской Церковью, как древняя мудрость.
Нельзя быть кантианцем и исповедовать веру в реальность Воскресения Христа или ждать реального
конца истории.
Для дискурсивного мышления все начала и
концы оказываются скрытыми в темной глубине, начала и
концы вне той середины, которая заполнена дискурсивным мышлением.
С. Трубецкой в своих исторических и теоретических работах блестяще проследил судьбу идеи Логоса в философии, но, к сожалению, не довел своего дела до
конца.]
Бытие дано в начале, а не в
конце, его нельзя вывести, дедуцировать.
Этой софистике формализма и номинализма нет
конца, если ей отдаться.
Бог должен быть, но Бога никогда и не будет, так как процесс осуществления Бога — долженствования не имеет завершения, не имеет
конца.
Дух этот боится того завершения,
конца, который дан в абсолютном бытии.
Все дальше и дальше отодвигается то, что должно быть сотворено, и так без
конца, без разрешения конфликта времени и вечности.
Только философия сущего ведет к хорошей бесконечности, к вечности, к
концу.
Эпохе «переживаний» пора положить
конец.
И свобода дана в самом начале философствования этого разума, в начале, а не
конце.
И Лосский принужден допустить, что бытие входит в знание, в суждение, разрывая пространство и время, что действительность дана нам вне времени и вне пространства, что в суждении присутствует и то, что было 1000 лет тому назад, и то, что находится на другом
конце мира.
В
конце книги Лосский говорит о необходимости «онтологической гносеологии», но откладывает ее до следующей книги в полной уверенности, что в этой своей книге он строил гносеологию, свободную от всякой онтологии.
Однако в
конце он говорит: «Наш мистический эмпиризм особенно подчеркивает органическое, живое единство мира, а потому на почве нашей теории знания должна вырасти онтология, близкая по содержанию к онтологии древних или новейших рационалистов».
Однако всем этим желаниям полагает
конец жалкая ограниченность индивидуального бытия, приковывающая меня к ничтожному комку материи, моему телу, замыкающая меня в душную комнату и предоставляющая мне лишь тесный круг деятельности».
Земной дух человечества, пошедшего по пути змия, загипнотизировал человека заманчивой идеей прогресса и грядущего в
конце прогресса земного рая, и так обольщен был человек, что не заметил безумия своего служения прогрессу и своего подчинения счастливцам грядущего рая.
Культурный человек
конца XIX века возжелал освобождения от натуральной необходимости, от власти социальной среды, от ложного объективизма.
Это вселенское религиозное миропонимание и мироощущение, к которому современный мир идет разными путями и с разных
концов, прежде всего остро ставит вопрос о смысле мировой истории, о религиозном соединении судьбы личности и судьбы вселенной.
История лишь в том случае имеет смысл, если будет
конец истории, если будет в
конце воскресение, если встанут мертвецы с кладбища мировой истории и постигнут всем существом своим, почему они истлели, почему страдали в жизни и чего заслужили для вечности, если весь хронологический ряд истории вытянется в одну линию и для всего найдется окончательное место.
Конец мировой трагедии так же предвечно дан, как и ее начало; само время и все, что в нем протекает, есть лишь один из актов трагедии, болезнь бытия в момент его странствования.
Свобода творения в начале мировой истории была сознана формально и потерялась в грехе; в
конце мировой истории она должна быть сознана материально и обретена в совершившемся искуплении.
История человечества на земле есть трагедия бытия в нескольких актах; она имеет начало и
конец, имеет неповторимые моменты внутреннего развивающегося действия; в ней каждое явление и действие имеет единственную ценность.
Ясно, что множественность и повторяемость в индийской философии и религии, отрицание смысла конкретной истории, допущение скитания душ по разным краям бытия, по темным коридорам и индивидуального спасения этих душ путем превращения в новые и новые формы — все это несовместимо с принятием Христа и с надеждой на спасительный
конец истории мира.
Если Сын Божий есть Логос бытия, Смысл бытия, идея совершенного космоса, то Дух есть абсолютная реализация этого Логоса, этого Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве мира, есть обоженная до
конца душа мира.
В ней ничто не дано в полноте и завершенности, так как полнота и завершенность могут быть даны лишь в
конце мира.
Человек пошел по пути змия, свободно избрал себе этот путь и должен до
конца испытать последствия богоотступничества.
Процесс истории не есть прогрессирующее возвращение человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого мира: процесс истории двойствен; он есть подготовление к
концу, в котором должно быть восстановлено творение в своей идее, в своем смысле, освобождено и очищено человечество и мир для последнего выбора между добром и злом.
Лишь в самом
конце античной культуры почувствовалась тоска и ужас перед индивидуальной судьбой, но то было уже созревание мира для принятия Христа, сознание неизбежности Спасителя.
До Христа мир не знал вселенской религии; все религии были национальными и ограниченными, но мир шел с разных
концов к вселенскому религиозному сознанию, к вселенской религии.
В
конце мировой истории Христос явится как Царь, явит миру Свою силу и славу, будет властвовать над миром, миру обещано наступление Его тысячелетнего царства.
Великое чудо, которого ждет человек и с ним весь мир, — когда все наши мертвецы встанут из гробов и оживут, совершится лишь в
конце истории, к нему все мы должны готовиться.
Но можно ли сказать, что была философским безвременьем и темнотой эпоха, в середине которой явился Иоанн Скотт Эригена, а в
конце Мейстер Эккерт?
Началась эпоха самоутверждения безбожного человечества, тяжелый опыт, который должен был быть изжит до
конца, прежде чем человечество могло вступить на путь богочеловеческий, прежде чем была религиозно сознана истинная антропология, не бесчеловечная антропология исторического христианства, не безбожная антропология гуманизма, а антропология богочеловеческая.
Но, чтобы вступить окончательно на путь богочеловеческий, человечество, по-видимому, должно пройти до
конца соблазн отвлеченного гуманизма, попробовать на вершине исторического процесса, в поздний час истории устроиться самостоятельно на земле, стать на ноги, отвергнув все источники своего бытия.
В
конце XIX века появляются Ницше, декадентство и безрелигиозная мистика.
Идея прогресса и есть идея смысла истории, истории как пути к Богу, к благодатному
концу, к Царству Божьему.
Учение о прогрессе, о смысле истории неизбежно предполагает благодатное завершение истории, конечный исход,
конец истории, ту или иную эсхатологию; в эсхатологии — пафос религии прогресса, душа ее.
А вместе с тем прогрессисты-позитивисты отрицают
конец истории, исповедуют религию плохой бесконечности, отсутствия
конца во времени, бесконечного совершенствования.
Всякий верующий в прогресс ждет, что прогресс приведет к хорошему, благому
концу, что восторжествует царство счастливого, свободного, сильного, божественного человечества, и вдохновляется этим грядущим земным совершенством.
Но тот же верующий в прогресс мыслит процесс бесконечным, не имеющим никакого
конца во времени, а всякое грядущее совершенство считает подлежащим смене состоянием еще более совершенным, еще более далеким.
Рационалистическое сознание мешает им принять идею
конца истории и мира, которая предполагается их неясными чувствами и предчувствиями; они защищают плохую бесконечность, торжествующую в жизни натурального рода.
История не может иметь смысла, если она никогда не окончится, если не будет
конца; смысл истории и есть движение к
концу, к завершению, к исходу.
Религиозное сознание видит в истории трагедию, которая имела начало и будет иметь
конец.
В религии социализма, этом последнем слове учения о прогрессе, есть
конец.
Мировая социальная катастрофа, наступление социалистического рая — все это вывернутая наизнанку религиозная идея
конца истории, начало уже сверхисторического.
В сознании своем социалисты утверждают, что прогресс будет бесконечным; но в стихии своей утверждают
конец, социалистический
конец истории, исход, спасение человечества от всех бед и зол, обоготворение человечества.
В этом ожидании
конца весь пафос социализма.