Цитаты со словосочетанием «и всё»
Теперь отрывки эти переработаны, написаны новые части,
и все претворилось в книгу, не систематическую, но отражающую цельное религиозно-философское миросозерцание и мирочувствие.
Современная теософия есть одна из форм гностицизма,
и все бесплодие гностических притязаний сказывается в ней еще сильнее, чем в старом, классическом гностицизме.
Религиозная вера всегда есть освобождение и спасение, только в этом ее смысл,
и все, что связывает себя с религиозной верой, в ней ищет питания, все то освобождается и спасается.
Гносеология, как
и все на свете, требует своего оправдания в религиозной жизни.
Кант уже окончательно перестал быть католиком
и весь полон пафоса рационалистического, религии в пределах разума.
Но на том же основании, на котором Кант не признается рационалистом, рационалистами должны быть признаны Эккерт и Бёме, блаженный Августин и Скотт Эригена, католики и православные, все верующие в Церковь
и все, все те, кого в истории принято называть мистиками.
Воспринимаемая мною чернильница принудительно мне дана, как и связь частей суждения; она меня насилует, как
и весь мир видимых вещей; я не свободен принять ее или не принять.
И все недоказуемое и непосредственное оказывается тверже доказуемого и выведенного.
Воля наша связала себя с так называемой «действительностью»,
и все в этой действительности кажется нам достоверным и твердым.
Школа Когена и Наторпа разрешает бытие в трансцендентальную методу
и все сводит к рациональным идеям.
И весь мир, весь природный порядок есть замкнутое помещение, в котором закономерно действуют данные в нем силы.
Вина умопостигаемой воли всей мировой души
и всех существ мира отрывает от истоков бытия, рождает раздор и вражду в мире.
Гносеологи произвольно конструируют природу познания
и все, что не соответствует их конструкции, не хотят называть познанием.
Да
и все это прекрасно знают.
Я «есмь» не только в суждении, которое изрекает «такой-то есть», это я слишком хорошо знаю
и все это знают.
В религиозном и философском сознании Индии можно найти не только Шопенгауэра, но и Риккерта,
и весь трансцендентальный идеализм.
Ведь в известном смысле «переживание» есть все
и все есть «переживание».
Истина добывается не только интеллектом, но и волей,
и всей полнотой духа.
Рационалистической отвлеченностью страдает не только рационализм в собственном смысле этого слова, докантовский рационализм Декарта, Спинозы и Лейбница, послекантовский рационализм Гегеля, но нисколько не в меньшей степени и сам Кант, и Юм,
и вся критическая философия.
Стали на твердое место и говорим об этом — вот
и все.
Кантовское a priori было формальным,
и все содержание опыта не делалось от этого более твердым, скептицизм не преодолевался.
Как тяжело думать, что вот „может быть“ в эту самую минуту в Москве поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных политических партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“,
и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной жизнью.
Это объяснимо испорченностью и греховностью как нашей собственной, так
и всего мира.
Как ни повреждены и наше «я»,
и весь мир, орган, связывающий с абсолютным бытием, все же остается, и через него дается непосредственное знание.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом смерти и тления каждого человека, всего человечества
и всего мира, вера в возможность окончательного социального устроения человечества и в верховное могущество науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
Прогресс цветет на кладбище,
и вся культура совершенствующегося человечества отравлена трупным ядом.
Все живущее во все времена в разных формах ощущало, что вне времени, в вечности, предмирно было совершено какое-то страшное преступление, что все
и все в этом преступлении участвовали и за него ответственны.
Конец мировой трагедии так же предвечно дан, как и ее начало; само время
и все, что в нем протекает, есть лишь один из актов трагедии, болезнь бытия в момент его странствования.
Ни философия позитивная, ни философия критическая не в силах понять происхождения и значения времени и пространства, законов логики
и всех категорий, так как исходит не из первичного бытия, с которым даны непосредственные пути сообщения, а из вторичного, больного уже сознания, не выходит из субъективности вширь, на свежий воздух.
Бытие в этом болезненном состоянии атомизируется, распадается на части,
и все отчужденные части связываются насильственно, порабощаются необходимости, образуется тяжелая материя.
Переживаемое и испытываемое бытие первичнее сознания
и всех его элементов, и из него лишь могут быть истолкованы дефекты нашего сознания, вся эта беспомощность познавательного процесса.
Отпала от Бога мировая душа, носительница соборного единства творения, и потому все
и всё в мире участвовали в преступлении богоотступничества и ответственны за первородный грех, в нем свободно участвовало каждое существо и каждая былинка.
Божество есть абсолютное, полное бытие, сущий субъект всякого бытия, положительное всеединство; вне Божества нельзя мыслить никакого бытия, в Нем пребывает идеальный космос, в космосе этом осуществлено совершенное бытие всех
и всего.
Идея бытия есть первичная интуиция, а не производный результат дискурсивного мышления,
и все попытки критицистов разложить эту идею на простейшие элементы, ничего общего с бытием не имеющие, из субъекта взятые, производят впечатление софизмов, являются ненужным и вредным схоластическим формализмом.
Вопрос о Боге — вопрос почти физиологический, гораздо более материально-физиологический, чем формально-гносеологический,
и все чувствуют это в иные минуты жизни, неизъяснимые, озаренные блеснувшей молнией, почти неизреченные.
Творение, в силу присущей ему свободы, свободы избрания пути, отпало от Творца, от абсолютного источника бытия и пошло путем природным, натуральным; оно распалось на части,
и все части попали в рабство друг к другу, подчинились закону тления, так как источник вечной жизни отдалился и потерялся.
Основа истории — в грехе, смысл истории — в искуплении греха и возвращении творения к Творцу, свободном воссоединении всех
и всего с Богом, обожении всего, что пребывает в сфере бытия, и окончательном оттеснении зла в сферу небытия.
Человечество, и за ним
и весь мир порабощены злом, попили во власть необходимости, находятся в плену у диавола.
В Духе раскрывается тайна творения, закрытая грехом и преступлением, соборно утверждается бытие всех
и всего в любви.
Но диалектика абсолютная тут переходит в диалектику относительную, ограниченную временем
и всеми категориями.
Но о Перво-Божестве ничего не может быть сказано, оно невыразимо, отношение к нему уже сверхрелигиозно, само религиозное отношение исчезает там, где прекращается драма действующих лиц, драма Отца, Сына и Духа
и всех лиц творения.
И все неудачи христианства в истории могут только подтверждать истину о Христе, могут лишь усилить любовь к Нему.
И все бессилие христианина перед страшным призраком необходимости, вся его слабость перед законным порядком природы не может поколебать этой веры.
И весь крещеный христианский мир, даже потеряв высшее религиозное сознание того, кто был Иисус, в мистической своей стихии чувствует, что в Нем скрыта великая тайна, что с Ним связана величайшая проблема мировой истории.
Христианская история была сделкой с язычеством, компромиссом с этим миром, и из компромисса этого родилось «христианское государство»
и весь «христианский быт».
Исключительно аскетическое религиозное сознание отворачивалось от земли, от плоти, от истории, от космоса, и потому на земле, в истории этого мира языческое государство, языческая семья, языческий быт выдавались за христианские, папизм
и вся средневековая религиозная политика назывались теократией.
Гуманизм восстал против бесчеловечной антропологии католичества, да
и всего исторического христианства, отверг ложную теократию во имя человеческой антропологии, во имя честного и открытого утверждения чисто человеческой стихии и человеческой власти.
Отрицание Бога, иного мира
и всего трансцендентного признали достаточным основанием того пафоса, по которому человек божествен, человек имеет бесконечные права, человеку предстоит блестящее будущее.
Ветхое сознание не вмещает смысла истории,
и вся драма новой истории представляется ему или недоразумением, или сплошным злом, дьявольским наваждением.
Религиозно-космический процесс воздействия Божества на человечество еще не закончился,
и вся драма человека новой истории, весь новый опыт подготовляют материны для нового откровения.
Неточные совпадения
В основе «философии свободы» лежит деление на два типа мироощущения
и мироотношения — мистический
и магический. Мистика пребывает в сфере свободы, в ней — трансцендентный прорыв из необходимости естества в свободу божественной жизни. Магия еще пребывает в сфере необходимости, не выходит из заколдованности естества. Путь магический во
всех областях легко становится путем человекобожеским. Путь же мистический должен быть путем богочеловеческим. Философия свободы есть философия богочеловечества.
Неизбежный процесс дифференциации зашел слишком далеко,
и на
всех концах культуры зреет потребность в процессе интегрирующем, восстанавливающем органическую целостность.
Могут сказать, что эпоха наша оскудела гениями
и дарованиями
и потому в ней
все больше о чем-то, чем что-то.
Все, что я скажу в этой книге, будет дерзающей попыткой сказать «что-то», а не «о чем-то»,
и дерзость свою я оправдываю так же, как оправдывал ее Хомяков.
Все признают, что философия переживает тяжелый кризис, что философствующая мысль зашла в тупик, что для философии наступила эпоха эпигонства
и упадка, что творчество философское иссякает.
В конце концов
все возможные типы
и комбинации философской мысли уже испробованы
и гениально были выражены.
Вся новая философия, начиная с Декарта
и кончая неокантианцами, отрицает необходимость посвящения
и приобщения для стяжания знания, гнозиса,
и потому тайны бытия
и таинства жизни для философии закрываются.
Потому философия
и зашла в тупик, потому кризис ее
и представляется таким безысходным, что она стала мертвой, самодовлеющей отвлеченностью, что она порвала со
всеми формами посвящения в тайны бытия,
и философ превратился из священника в полицейского.
После
всех испытаний,
всех странствований по пустыням отвлеченного мышления
и рационального опыта, после тяжкой полицейской службы должна возвратиться философия в храм, к священной своей функции,
и обрести там утерянный реализм, вновь получать там посвящение в тайны жизни.
Философия не может претендовать быть
всем, не достигает всеединства, как утверждал Гегель, она всегда остается частной
и органически (не механически) подчиненной сферой.
Всем может быть только религия, а не философия, только религиозно достижим универсальный синтез
и всеединство.
Но религиозный синтез не может быть дан лишь в конце, лишь в результате аналитико-дифференцирующего процесса, лишь для будущих поколений, он дан
и в начале, дан для
всех живших
и живущих, дан как истина, хранимая вселенской Церковью, как древняя мудрость.
И вот, если подойти с этим испытанием ко
всей современной философии, то результаты получатся самые печальные.
Даже германский идеализм начала XIX века, идеализм Фихте, Гегеля
и Шеллинга, при
всей своей творческой мощи не в силах был справиться с этими роковыми для всякой философии проблемами.
И для него нет ни подлинной свободы, ни подлинной личности, ни подлинной реальности, он
все еще остается пантеистическим идеалистом.
Весь опыт новой философии громко свидетельствует о том, что проблемы реальности, свободы
и личности могут быть истинно поставлены
и истинно решены лишь для посвященных в тайны христианства, лишь в акте веры, в котором дается не призрачная, а подлинная реальность
и конкретный гнозис.
Лишь в мистическом гнозисе христианства
все это дано
и нигде более.
Свобода, прежде
всего свобода — вот душа христианской философии
и вот что не дается никакой другой, отвлеченной
и рационалистической философии.
Почти
все ереси отвергали безумие
и мистичность церковных догматов
и пытались выразить истину более разумно
и рационально.
Теория Гарнака о том, что догматы были рационализацией христианства, интеллектуализмом, внесением начал греческой философии, опровергается
всей историей Церкви, которая учит, что
все догматы были мистичны
и безумны, опытны
и для разума человеческого антиномичны, ереси же были рационалистичны, человеческим разумом устраняли антиномичность, были выдумкой человеческой.
Господство
и верховенство гносеологии, признание за ней высшей функции контроля, ожидание от нее обоснования
и оправдания одного, осуждения
и отвержения другого —
все это уже есть рационализм
и интеллектуализм, против которого
и поднимается знамя восстания.
Поэтому оправдывать себя перед гносеологами по критериям, выдуманным самими гносеологами, я отказываюсь,
и отказываюсь вполне правомерно: я отрицаю их критерии, не признаю их суда, считаю противозаконной
всю их деятельность.
Должен оговориться, что под гносеологией я
все время имею в виду гносеологию критицизма, гносеологию Канта
и неокантианцев.
Такой она была прежде
и такой вновь должна стать после
всех испытаний
и блужданий.
Вся германская философия развилась на этой почве, в Канте достигла вершины субъективного самоуглубления, в Гегеле перешла в ложную, рационалистическую объективность
и только в Шеллинге пыталась выйти в ширь мировой души, но не вполне удачно.
Церковь христианская приняла в себя
всю великую правду язычества — землю
и реалистическое чувство земли.
Протестантизм
весь переходит в субъективный мир духа, он порывает с тайнами
и таинствами объективного бытия, соборной души мира, матери-земли.
Нет матери-земли
и во
всей современной философии, порожденной протестантизмом.
И те же рационалисты не видят рационализма
и интеллектуализма в ограничениях веры разумом
и наукой, в отдании
всего объективного
и реального во власть малого разума.
Все попытки заглушить эту великую традицию традицией дифференцированной
и отвлеченной культуры могут иметь значение лишь элементарное
и второстепенное.
Передовая интеллигенция
всех стран переживала в юности пафос окончательной победы знания
и безвозвратного поражения веры, а интеллигенция русская со свойственной ей склонностью к крайностям, со страстной верой пережила это поражение всякой веры
и поверила в знание.
Отщепленной от народного целого интеллигенции
всего мира поверилось, что она окончательно вступила в третий фазис развития, окончательно освободилась от пережитков прошлого, что знанием для нее исчерпывается восприятие мира
и сознательное отношение к миру, что
все человечество тогда лишь станет на высоту самосознания, когда вырвет из своей души семя веры
и отдастся гордому, самодержавному, всесильному знанию.
Все эти люди отрицали веру своим сознанием, но они верили в разные вещи, часто столь же невидимые, как
и объекты подлинно религиозной веры.
Витализм
все более
и более побеждает механизм.
Даже для людей научного сознания становится
все ясней
и ясней, что наука просто некомпетентна в решении вопроса о вере, откровении, чуде
и т. п.
Методологический плюрализм
все более
и более торжествует в современной научно-философской мысли.
И вот тайна природы Христа, тайна соотношения между первой
и второй ипостасью открылась именно Афанасию,
и за Афанасием пошел
весь христианский мир.
В теософических течениях нашего времени нельзя не видеть возрождения гностицизма; это
все то же желание узнать, не поверив, узнать, ни от чего не отрекаясь
и ни к чему не обязываясь, благоразумно подменив веру знанием.
Но волевые корни позитивизма
и гностицизма те же — отрицание свободного акта веры, требование, чтобы
все вещи стали видимыми
и тогда лишь опознанными.
Кант — крайний, исключительный рационалист, он отвергает
все чудесное, рационализирует веру, вводит религию в пределы разума
и не допускает веры нерациональной, не разрешает религии, противной знанию.
Вникая в природу знания
и веры, мы прежде
всего должны констатировать огромное психологическое различие между этими двумя состояниями.
Все вышесказанное позволяет сделать заключение, что то гносеологическое направление, которое принято называть эмпиризмом, не достигает обоснования
и оправдания твердыни знания; оно неизбежно разлагается на рационализм
и мистицизм в зависимости от того, принимает ли ограниченный, вторичный
и рационально-конструированный опыт или неограниченный, первичный
и живой опыт.
Кант так далеко заходит в своем рационализме, что для него
вся действительность,
все живое бытие есть продукт знания, мышления: мир созидается категориями субъекта,
и ничто не в силах из этих тисков освободиться, ничего не является само по себе, независимо от того, что навязывается субъектом.
В критицизме формулируется потеря путей к бытию, к живым реальностям, в критицизме познающий субъект остается сам с собой
и из себя
все должен воссоздать.
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого
и целостного, не рационализированного, ясно, что познание имеет прежде
всего практическую (не в утилитарном, конечно, смысле слова) ценность, что познание есть функция жизни, что возможность брачного познания основана на тождестве субъекта
и объекта, на раскрытии того же разума
и той же бесконечной жизни в бытии, что
и в познающем.
Все гносеологические попытки обосновать
и оправдать знание являются скрытыми или открытыми формами рационализма.
Для дискурсивного мышления
все начала
и концы оказываются скрытыми в темной глубине, начала
и концы вне той середины, которая заполнена дискурсивным мышлением.
Почти
вся наука покоится на законе сохранения энергии; но закон сохранения энергии дан лишь вере, как
и пресловутая атомистическая теория, на которой долгое время покоилось естествознание.
Все, в сущности, признают, что в основе знания лежит нечто более твердое, чем само знание,
все вынуждены признать, что доказуемость дискурсивного мышления есть нечто вторичное
и зыбкое.
Это начинают
все более
и более признавать философски мыслящие ученые.
Цитаты из русской классики со словосочетанием «и всё»
Прыщ был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я могу! я еще очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый.
И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах при малейшем его движении.
Он чувствовал, что за это в душе его поднималась чувство злобы, разрушавшее его спокойствие
и всю заслугу подвига.
Уж какая, бывало, веселая,
и все надо мной, проказница, подшучивала…
— Вот граница! — сказал Ноздрев. — Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет,
и все, что за лесом, все мое.
Когда брат Натальи Савишны явился для получения наследства
и всего имущества покойной оказалось на двадцать пять рублей ассигнациями, он не хотел верить этому и говорил, что не может быть, чтобы старуха, которая шестьдесят лет жила в богатом доме, все на руках имела, весь свой век жила скупо и над всякой тряпкой тряслась, чтобы она ничего не оставила. Но это действительно было так.
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу
и пироги! Ничего,
всё будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Анна Андреевна. Ему
всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Марья Антоновна (отдвигаясъ).Для чего ж близко?
все равно
и далеко.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да
все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли…
И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Пойдешь ли пашней, нивою — //
Вся нива спелым колосом // К ногам господским стелется, // Ласкает слух
и взор!
Ассоциации к слову «весь»
Синонимы к словосочетанию «и все»
Предложения со словосочетанием «и всё»
- Тогда я, наверно, просто растаю в воздухе как дым, вот и все дела.
- Наступила осень, и дом познакомился с нетерпением и беспокойством. Он подгонял время и всё время думал о том, вернутся ли те, к кому он привык.
- А лучше будет, коль они доброго караульного сыщут, вот и все дела.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «весь»
Значение слова «и»
И1, нескл., ср. Название девятой буквы русского алфавита.
И2, союз. I. соединительный. 1. Употребляется для соединения однородных членов предложения и предложений, представляющих собой однородные сообщения.
И3, частица усилит. 1. Употребляется для усиления значения слова, перед которым стоит, для выделения, подчеркивания его.
И4, междом. Обычно произносится удлиненно (и-и, и-и-и). Разг. 1. (ставится в начале реплики). Выражает несогласие со словами собеседника, возражение ему. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова И
Значение слова «весь»
ВЕСЬ1, всего́, м.; вся, всей, ж.; всё, всего́, ср.; мн. все, всех; мест. определит. 1. Определяет что-л. как нераздельное, взятое в полном объеме: целый, полный. Все лето. Во всем мире. Молчать всю дорогу.
ВЕСЬ2, -и, ж. Устар. Деревня, село. Города и веси. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ВЕСЬ
Афоризмы русских писателей со словом «и»
- Как жить? С ощущением последнего дня и всегда с ощущением вечности.
- Народ — жертва зла. Но он же опора зла, а значит, и творец или, по крайней мере, питательная почва зла.
- Художник должен быть одновременно и грешником, и святым.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно