Неточные совпадения
Философия свободы значит здесь — философия свободных, философия, исходящая из свободы,
в противоположность философии рабов, философии, исходящей из необходимости, свобода означает
состояние философствующего субъекта.
Быть может, тут избираются недостойные предметы веры, быть может, тут совершается идолопоклонство, живой Бог подменяется ограниченными и относительными вещами, но само психологическое
состояние веры не упраздняется, оно остается
в силе.
Наступление совершенного
состояния в социалистическом обществе так же недоказуемо, как и наступление совершенного
состояния в царстве Божьем.
Современность признает лишь область видимых вещей, лишь принудительное принимает, невидимые же вещи
в лучшем случае признает лишь как символы внутреннего
состояния человека.
Вникая
в природу знания и веры, мы прежде всего должны констатировать огромное психологическое различие между этими двумя
состояниями.
Болезнь организма неизбежно дает повышение температуры и целый ряд ненормальных явлений, но тот же организм
в здоровом
состоянии иначе функционирует и дает иную картину.
В научном знании открываются подлинные тайны природы, природы
в данном, хотя бы и дефектном, болезненном ее
состоянии.
И вера должна уважать знание как необходимое добро
в данном дефектном
состоянии мира и человечества.
Гносеологи вынуждены даже признать, что гносеологические категории могут меняться
в зависимости от
состояния положительных наук.
В действительности, рационалистическое сознание и опосредственное познание есть лишь болезненное
состояние самого бытия,
в нем совершившийся разрыв.
Знание позитивной науки не есть пассивное
состояние, пассивное отражение, оно всегда есть активное усилие, действие
в мире, знание всегда «прагматично».
Субъект искал объекта, а нашел лишь самого себя
в формальной своей бессодержательности, мышление устремлялось к бытию, а погрузилось лишь
в свои собственные
состояния, знание обращалось к живому, а находило мертвое, опосредственное.
Это — жизненная твердость самого бытия,
в котором мы
в данном
состоянии пребываем.
Всякое допущение трансцендентности знания, т. е. предположение, что бытие или отражается
в субъекте неверно или верно отражается, для Лосского так же абсурдно, как и предположение, что познание есть лишь
состояние нашего сознания.
Индивидуалистический эмпиризм полагает, что весь опыт есть мое субъективное
состояние,
в то время как универсальный эмпиризм Лосского видит
в опыте саму живую действительность
в ее необъятности.
Познание наше болезненно не потому, что субъект конструирует объект, опосредствывает, что опыт есть лишь наше субъективное
состояние или что знание есть лишь копия, отражение действительности, причем наш познавательный механизм оказывается кривым зеркалом, а потому, что все бытие наше болезненно, что мир греховен, что все
в мире разорвано.
Вначале философия брала прежде бытие, потом мышление,
в дальнейшем своем развитии стала брать прежде мышление, потом бытие, теперь философия вновь возвращается к тому
состоянию, когда она сознательно уже, изведав все соблазны рационализма, скептицизма, критицизма, будет брать прежде бытие, потом мышление, увидит
в мышлении функцию бытия.
Пространственность, временность, материальность, железная закономерность и ограниченность законами логики всего мира, являющегося нам
в «опыте», вовсе не есть результат насилия, которое субъект производит над бытием, навязывая ему «свои» категории, это —
состояние,
в котором находится само бытие.
Наш «эмпирический» мир есть действительный мир, но больной и испорченный; он воспринимается таким, каков он есть
в данном своем дефектном
состоянии, а не таким, каким его конструирует субъект; он познается наукой, наука имеет дело с реальностью, а не с
состояниями сознания и элементами мышления, но реальностью больной.
Когда я воспринимаю лицо, покрытое болезненною сыпью, то сыпь эта есть действительность, которую я воспринимаю реально и познаю, но не
в сыпи ведь сущность лица, сыпь есть лишь болезненное
состояние лица.
А что если наука изучает лишь болезненное
состояние мира, если
в ее ведении лишь природный порядок, который есть результат греха и мирового недуга, если наука только патология?
Царство науки и научности есть ограниченная сфера «патологического» знания; ее законам подведомственна не безграничность бытия, а лишь
состояние этого бытия
в данной плоскости.
Бытие
в этом болезненном
состоянии атомизируется, распадается на части, и все отчужденные части связываются насильственно, порабощаются необходимости, образуется тяжелая материя.
[У Вл. Соловьева есть остроумное учение о различии между бытием как
состоянием, которое Гегель превратил
в отвлеченную идею, и сущим как конкретным, живым носителем бытия, субстратом, существом.
Безрелигиозное сознание мысленно исправляет дело Божье и хвастает, что могло бы лучше сделать, что Богу следовало бы насильственно создать космос, сотворить людей неспособными к злу, сразу привести бытие
в то совершенное
состояние, при котором не было бы страдания и смерти, а людей привлекало бы лишь добро.
Человек ввергся
в стихию звериного хаоса и мучительной историей, трудовым развитием, длительным процессом творчества должен выйти из этого зверино-хаотического
состояния, очеловечиться, стать во весь свой рост, освободиться из плена для нового и окончательного избрания себе бытия
в Боге или небытия вне Бога.
Мистика, как всегда, была лишь переходным
состоянием; она предшествовала эпохе сильного религиозного света, которого
в самой мистике еще не было.
Но тот же верующий
в прогресс мыслит процесс бесконечным, не имеющим никакого конца во времени, а всякое грядущее совершенство считает подлежащим смене
состоянием еще более совершенным, еще более далеким.
Развитие не есть отрицание прошлого, а есть утверждение того, что
в нем заложено, раскрытие вечных элементов бытия, разворачивание изначальных качеств, пребывавших
в потенциальном
состоянии.
Прогресс должен окончательно уничтожить
в будущем всякое зло и довести этот мир до
состояния совершенства.
Вл. Соловьев очень хорошо сказал, что для гностиков мировой процесс протекал без прибыли, все оставалось
в прежнем
состоянии, преображение не достигалось.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне
в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что
состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Стародум. Справедливо. Вы прямую неустрашимость полагаете
в военачальнике. Свойственна ли же она и другим
состояниям?
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня жить несколько лет
в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь
в Москве, прожив несколько лет
в Сибири. Я могу служить примером, что трудами и честностию
состояние свое сделать можно. Сими средствами, с помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
В минуты, когда мысль их обращается на их
состояние, какому аду должно быть
в душах и мужа и жены!
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед
в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего
состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.