Цитаты со словом «напаять»
Область
поиска
поиска
Область
поиска
поиска
Свободная философия есть философия религиозная, философия интуитивная, философия сынов, а не пасынков.
Эта незыблемая, непоколебимая вера в то, что истина дана в мистическом восприятии, что нельзя двигаться, нельзя подниматься, не имея под собой твердыни божественного, не имея благодатной помощи, будучи оставленным и покинутым, от вселенской души отрезанным, определяет характер изложения этой книги.
Научность не есть ни единственный, ни последний критерий истинности.
В книге этой, думается мне, есть внутреннее единство и внутренняя последовательность, хотя и нет достаточного внешнего единства и внешней последовательности.
Я был бы счастлив, если б книгой этой обострил в современном сознании ряд жгучих религиозно-философских проблем, особенно в сознании людей, вступивших на путь религиозно-мистический.
Ныне религиозная философия должна быть выражением и творчеством жизни.
Ныне парадоксальность философствования может быть верным отражением антиномичности религиозной жизни.
В основе «философии свободы» лежит деление на два типа мироощущения и мироотношения — мистический и магический. Мистика пребывает в сфере свободы, в ней — трансцендентный прорыв из необходимости естества в свободу божественной жизни. Магия еще пребывает в сфере необходимости, не выходит из заколдованности естества. Путь магический во всех областях легко становится путем человекобожеским. Путь же мистический должен быть путем богочеловеческим. Философия свободы есть философия богочеловечества.
Думают о чем-то, пишут о чем-то, но были времена, когда думали и писали что-то, когда было то, о чем теперь вспоминают, о чем пишут исследования.
Наша эпоха потому, быть может, так «научна», что наука говорит о чем-то, а не что-то.
Августин не был наукой, он был что-то, то, о чем пишут научные исследования.
Мало кто уже дерзает писать так, как писали прежде, писать что-то, писать свое, свое не в смысле особенной оригинальности, а в смысле непосредственного обнаружения жизни, как то было в творениях бл. Августина, в писаниях мистиков, в книгах прежних философов.
Теперь пишут исследования о былых мистиках, о былых метафизиках, о Платоне, о Скотте Эригене, о Мейстере Эккерте, о Якове Бёме и о св. Терезе.
Когда обращаемся к прошлому, часто поражаемся творческому дерзновению наших предков: они дерзки быть, мы же потеряли смелость быть.
Мы дерзаем обнаружить лишь свое о чем-то и не дерзаем быть чем-то.
Великое значение Ницше для нашей эпохи в том и заключается, что он с неслыханной дерзостью решился сказать что-то; он нарушил этикет критической эпохи, пренебрег приличиями научного века, был самой жизнью, криком ее глубин, а не — о жизни.
И в нашу эпоху, как и во всякую, немало есть дарований, но они ложно направлены, они чахнут в атмосфере воли к бездарности.
Прав Вейнингер, когда говорит, что в каждом человеке заложено начало гениальности и каждый может быть в иные минуты жизни гениальным.
Должна быть воля к гениальности, а ее-то и нет.
Был бл. Августин, но ведь возможно то же нуменальное направление, что и у бл. Августина, то же качество жизни и без его гениальности.
Лучше быть третьестепенным Августином, рядовым творцом духа «чего-то», чем первостепенным провозвестником духа «о чем-то».
Человек обязан быть дерзновенным, дерзновением воли стяжает он благодатные дары Духа.
Когда он будет не один, когда Дух будет жить в нем, тогда отпадет человечески самолюбивый и суетный вопрос о размерах дарований.
Человек имеет не право, а обязанность быть глашатаем высшей полноты истины, т. е. говорить он прежде всего должен что-то, а не только о чем-то.
Хомяков хорошо говорит о своей властной уверенности, о своем дерзновении, о своем непомерном притязании: «этим правом, этой силой, этой властью обязан я только счастью быть сыном Церкви, а вовсе не какой-либо личной моей силе.
И ложное смирение и самоограничение есть лишь слабость церковного самосознания и самочувствия.
Все, что я скажу в этой книге, будет дерзающей попыткой сказать «что-то», а не «о чем-то», и дерзость свою я оправдываю так же, как оправдывал ее Хомяков.
Я не чувствую себя покинутым в познании бытия, и гносеология моя не есть гносеология покинутости.
Последним подлинно верующим был Гегель, быть может, величайший из философов в собственном смысле этого слова.
Гегель был величайшим и последним из гностиков-рационалистов.
И после того как философия была превращена Гегелем в идол, философия была свергнута, она пала так низко, как не падала еще никогда в истории человеческого самосознания.
Материализм был Немезидой гегельянства, Божьей карой за грех идолосотворения и идолопоклонения.
Но пафос философии был, по-видимому, безвозвратно утерян, философского эроса нет уже в современном неокантианстве.
В конце концов все возможные типы и комбинации философской мысли уже испробованы и гениально были выражены.
Нужно выйти из круга, а для этого необходимо сознать, что происходит не только философский кризис, каких немало было в истории мысли, а кризис философии, т. е. в корне подвергается сомнению возможность и правомерность отвлеченной рационалистической философии.
Познание перестало быть браком, у познающего отняли невесту.
Философская мысль не может питаться из себя, т. е. не может быть отвлеченной, самодовлеющей.
Выход из кризиса философии есть отыскание питания, воссоединение с истоками и корнями.
Древнее питание философии было питание религиозное.
Философия, да и всякое познание, была функцией жизни, а жизнь была органически религиозна.
На религиозном питании, на органической связи с народной жизнью была основана философская мудрость Гераклита и Пифагора.
Вот почему в досократовской философии было так много здорового реализма, был хороший примитивизм, чувствовался запах земли.
И мудрость божественного Платона связана, быть может, с посвящением в Элевзинские мистерии.
У учителей церкви, у средневековых мистиков была посвященность в тайны христианства, было приобщение к таинственным реальностям.
Философия перестала быть сакраментальной, как была в древности и в средние века, она подверглась обмирщанию и стала философией полицейской, неблагодатной.
Только сакраментальная философия может быть органической функцией жизни, полицейские философия есть механически отсеченная, отвлеченно мертвая часть.
Острота проблемы, перед которой мы стоим, совсем не в том, должна или не должна философия быть автономной и свободной (конечно, должна быть автономной и свободной); острота проблемы в том, должна ли автономная и свободная философия сознать свободно необходимость религиозного питания, религиозной полноты опыта.
Религия есть жизненная основа философии, религия питает философию реальным бытием.
Философия не может претендовать быть всем, не достигает всеединства, как утверждал Гегель, она всегда остается частной и органически (не механически) подчиненной сферой.
Всем может быть только религия, а не философия, только религиозно достижим универсальный синтез и всеединство.
Цитаты из русской классики со словом «напаять»
Синонимы к слову «напаять»
Значение слова «напаять»
НАПАЯ́ТЬ, -я́ю, -я́ешь; прич. страд. прош. напа́янный, -па́ян, -а, -о; сов., перех. (несов. напаивать2). 1. Припаять к наружной поверхности чего-л. Напаять пластинку. (Малый академический словарь, МАС)
Отправить комментарий
Значение слова «напаять»
НАПАЯ́ТЬ, -я́ю, -я́ешь; прич. страд. прош. напа́янный, -па́ян, -а, -о; сов., перех. (несов. напаивать2). 1. Припаять к наружной поверхности чего-л. Напаять пластинку.
Все значения слова «напаять»