Неточные совпадения
Все изменилось вокруг в мире,
и нужны уже новые реакции живого духа на
все совершающееся.
Ни одна из задач мировой войны не может быть положительно разрешена,
и прежде
всего не может быть разрешен восточный вопрос.
Силы германского народа истощаются
все более
и более, как
и силы
всех народов Европы.
Если мировая война будет еще долго продолжаться, то
все народы Европы со старыми своими культурами погрузятся во тьму
и мрак.
С Востока, не арийского
и не христианского, идет гроза на
всю Европу.
Этого д́олжно желать
и с точки зрения судьбы России,
и с точки зрения судьбы
всей Европы.
Темные разрушительные силы, убивающие нашу родину,
все свои надежды основывают на том, что во
всем мире произойдет страшный катаклизм
и будут разрушены основы христианской культуры.
Всей Европе грозит внутренний взрыв
и катастрофа, подобная нашей.
Теперь уж иная задача стоит перед нами, да
и перед
всем миром.
Русская революция не есть феномен политический
и социальный, это прежде
всего феномен духовного
и религиозного порядка.
Во
всем мире, во
всем христианском человечестве должно начаться объединение
всех положительных духовных, христианских сил против сил антихристианских
и разрушительных.
Не может человек
всю жизнь чувствовать какое-то особенное
и великое призвание
и остро сознавать его в периоды наибольшего духовного подъема, если человек этот ни к чему значительному не призван
и не предназначен.
Великая Россия
все еще оставалась уединенной провинцией в жизни мировой
и европейской, ее духовная жизнь была обособлена
и замкнута.
России
все еще не знает мир, искаженно воспринимает ее образ
и ложно
и поверхностно о нем судит.
Русское государство давно уже признано великой державой, с которой должны считаться
все государства мира
и которая играет видную роль в международной политике.
И если народы Запада принуждены будут, наконец, увидеть единственный лик России
и признать ее призвание, то остается
все еще неясным, сознаем ли мы сами, чт́о есть Россия
и к чему она призвана?
Это яснее
всего видно на самой характерной нашей национальной идеологии — славянофильстве
и на величайшем нашем национальном гении — Достоевском — русском из русских.
Вся парадоксальность
и антиномичность русской истории отпечатлелась на славянофилах
и Достоевском.
Все эти свойства России были положены в основу славянофильской философии истории
и славянофильских общественных идеалов.
Россия — самая государственная
и самая бюрократическая страна в мире,
все в России превращается в орудие политики.
С Ивана Калиты последовательно
и упорно собиралась Россия
и достигла размеров, потрясающих воображение
всех народов мира.
Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни,
вся кровь шла на укрепление
и защиту государства.
Россия — самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма, угнетения подвластных национальностей русификацией, страна национального бахвальства, страна, в которой
все национализировано вплоть до вселенской церкви Христовой, страна, почитающая себя единственной призванной
и отвергающая
всю Европу, как гниль
и исчадие дьявола, обреченное на гибель.
Русский народ хочет не столько святости, сколько преклонения
и благоговения перед святостью, подобно тому как он хочет не власти, а отдания себя власти, перенесения на власть
всего бремени.
Загадочная антиномичность России в отношении к национальности связана
все с тем же неверным соотношением мужественного
и женственного начала, с неразвитостью
и нераскрытостью личности, во Христе рожденной
и призванной быть женихом своей земли, светоносным мужем женственной национальной стихии, а не рабом ее.
Духовные странники
все эти Раскольниковы, Мышкины, Ставрогины, Версиловы
и князь Андрей
и Пьер Безухов.
Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, божественной правды
и спасения для
всего мира
и всеобщего воскресения к новой жизни.
Все дальше
и дальше должно идти, к концу, к пределу, к выходу из этого «мира», из этой земли, из
всего местного, мещанского, прикрепленного.
И Бакунин в своей пламенной жажде мирового пожара, в котором
все старое должно сгореть, был русским, славянином, был мессианистом.
Русская народная жизнь с ее мистическими сектами,
и русская литература,
и русская мысль,
и жуткая судьба русских писателей,
и судьба русской интеллигенции, оторвавшейся от почвы
и в то же время столь характерно национальной,
все,
все дает нам право утверждать тот тезис, что Россия — страна бесконечной свободы
и духовных далей, страна странников, скитальцев
и искателей, страна мятежная
и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы.
Все наши сословия, наши почвенные слои: дворянство, купечество, крестьянство, духовенство, чиновничество, —
все не хотят
и не любят восхождения;
все предпочитают оставаться в низинах, на равнине, быть «как
все».
Почвенные слои наши лишены правосознания
и даже достоинства, не хотят самодеятельности
и активности, всегда полагаются на то, что другие
все за них сделают.
Можно подумать, что личность не проснулась еще не только в России консервативной, но
и в России революционной, что Россия
все еще остается страной безличного коллектива.
С этим связано то, что
все мужественное, освобождающее
и оформляющее было в России как бы не русским, заграничным, западноевропейским, французским или немецким или греческим в старину.
И в других странах можно найти
все противоположности, но только в России тезис оборачивается антитезисом, бюрократическая государственность рождается из анархизма, рабство рождается из свободы, крайний национализм из сверхнационализма.
Весь петербургский период русской истории стоял под знаком внутреннего
и внешнего влияния немцев.
И самосознание России должно быть прежде
всего освобожденным от подвластности
и порабощенности у собственной национальной стихии.
Христианство не допускает народной исключительности
и народной гордости, осуждает то сознание, по которому мой народ выше
всех народов
и единственный религиозный народ.
Но христианский мессианизм должен быть очищен от
всего не христианского, от национальной гордости
и самомнения, от сбивания на путь старого еврейского мессианизма, с одной стороны,
и нового исключительного национализма — с другой.
Христианское мессианское сознание не может быть утверждением того, что один лишь русский народ имеет великое религиозное призвание, что он один — христианский народ, что он один избран для христианской судьбы
и христианского удела, а
все остальные народы — низшие, не христианские
и лишены религиозного призвания.
Такое пророческое чувствование не исключает великого избрания
и предназначения других народов; оно есть лишь продолжение
и восполнение дел, сотворенных
всеми народами христианского мира.
Русский мессианизм опирается прежде
всего на русское странничество, скитальчество
и искание, на русскую мятежность
и неутолимость духа, на Россию пророческую, на русских — града своего не имеющих, града грядущего взыскующих.
Все своеобразие славянской
и русской мистики — в искании града Божьего, града грядущего, в ожидании сошествия на землю Небесного Иерусалима, в жажде всеобщего спасения
и всеобщего блага, в апокалиптической настроенности.
А на этом бытовом
и удовлетворенном чувстве основывалось в значительной степени славянофильство
и основывается
вся наша правая религиозно-национальная идеология.
И в этом опять нет того мужественного, активного
и творящего духа, который
всего более нужен России для выполнения мировой задачи, к которой она призвана.
Дух этот устремлен к последнему
и окончательному, к абсолютному во
всем; к абсолютной свободе
и к абсолютной любви.
И потому русская жажда абсолютной свободы на практике слишком часто приводит к рабству в относительном
и среднем
и русская жажда абсолютной любви — к вражде
и ненависти [Русская революция наглядно показала
всю опасность русской абсолютности.].
Для русских характерно какое-то бессилие, какая-то бездарность во
всем относительном
и среднем.
А история культуры
и общественности
вся ведь в среднем
и относительном; она не абсолютна
и не конечна.
Так как царство Божие есть царство абсолютного
и конечного, то русские легко отдают
все относительное
и среднее во власть царства дьявола.