Неточные совпадения
Духовное странствование
есть в Лермонтове, в Гоголе,
есть в Л. Толстом и Достоевском, а на
другом конце — у русских анархистов и революционеров, стремящихся по-своему к абсолютному, выходящему за грани всякой позитивной и зримой жизни.
И всего более должна
быть Россия свободна от ненависти к Германии, от порабощающих чувств злобы и мести, от того отрицания ценного в духовной культуре врага, которое
есть лишь
другая форма рабства.
Но христианский мессианизм должен
быть очищен от всего не христианского, от национальной гордости и самомнения, от сбивания на путь старого еврейского мессианизма, с одной стороны, и нового исключительного национализма — с
другой.
Такое пророческое чувствование не исключает великого избрания и предназначения
других народов; оно
есть лишь продолжение и восполнение дел, сотворенных всеми народами христианского мира.
И ужасно, что не только Розанов, но и
другие, призванные
быть выразителями нашего национального сознания, тянут нас назад и вниз, отдаются соблазну пассивности, покорности, рабству у национальной стихии, женственной религиозности.
Россия
есть самостоятельная ценность в мире, не растворимая в
других ценностях, и эту ценность России нужно донести до божественной жизни.
Другим результатом войны для нашей интеллигенции должен
быть переход от сознания по преимуществу отрицательного к сознанию положительному.
Национальность
есть бытийственная индивидуальность, одна из иерархических ступеней бытия,
другая ступень,
другой круг, чем индивидуальность человека или индивидуальность человечества, как некоей соборной личности.
Другого исторического пути нет,
другой путь
есть отвлеченность, пустота или чисто индивидуальный уход в глубь духа, в мир иной.
Весь мировой путь бытия
есть сложное взаимодействие разных ступеней мировой иерархии индивидуальностей, творческое врастание одной иерархии в
другую, личности в нацию, нации в человечество, человечества в космос, космоса в Бога.
Истина о положительной связи национальности и человечества может
быть выражена и с
другой, противоположной стороны.
Национализм, дошедший в своих притязаниях до отрицания
других национальных душ и тел, до невозможности всякого положительного общения с ними,
есть эгоистическое самоутверждение, ограниченная замкнутость.
Империализм не
есть непременно разбухание одной какой-нибудь национальности, истребляющей всякую
другую национальность.
Душа России может полюбить душу Польши,
другого великого славянского народа, и от этого она
будет еще более самой собой.
Нужно полюбить душу России и интимно узнать ее, чтобы виден
был русский сверхнационализм и русское бескорыстие, неведомые
другим народам.
Ориентация жизни сделалась социальной по преимуществу, ей
были подчинены все
другие оценки.
Другие оказались духовно подготовленными к мировой катастрофе, в ней не
было для них ничего неожиданного, ничего сбивающего с их точек зрения на жизнь.
Для
других германский идеализм, в конце концов, и должен
был на практике породить жажду мирового могущества и владычества, — от Канта идет прямая линия к Круппу.
Низко
было бы возложить на
других убийство, которое нужно и мне, и делать вид перед самим собой, что в этом убийстве я не участвую.
Для того, чтобы мы
были по-настоящему воодушевлены, независимо от оценки немцев, наше сознание должно
быть направлено в совершенно
другую сторону, мы должны преодолеть исключительный морализм наших оценок.
Один народ может
быть лишь относительно более прав, чем
другой.
В поединке, который
есть апелляция двух к Третьему, к Провидению, один может
быть более прав, чем
другой.
Совершенно непонятно, почему status quo, сохранение прежних границ бытия народов
есть меньшее насилие, чем изменение границ, чем перераспределение национальных тел, чем те или
другие аннексии.
Эллины истощили свои силы и должны
были уступить место римлянам, имевшим совсем
другую миссию в мире.
Формальный абсолютизм демократической идеи не может
быть нами принят, он должен
быть ограничен
другими идеями.
Человек, закупоренный в себе, и
есть существо несвободное, не определяемое глубиной, а определяемое извне мировой необходимостью, в которой все разорвано, враждебно одно
другому, выпало из глубины, т. е. не духовно.
Человек
есть существо бессознательно хитрое и не вполне «нормальное», и он легко обманывает себя и
других, более всего самого себя.
Этот божественный элемент
есть Божье
Другое.
Но мир не исчерпывается этим состоянием, которое
есть состояние падшести, возможно
другое состояние мира, и оно требует иного сознания.
Важнее же всего сознать, что дух совсем не
есть реальность, сопоставимая с
другими реальностями, например, с реальностью материи; дух
есть реальность совсем в
другом смысле, он
есть свобода, а не бытие, качественное изменение мировой данности, творческая энергия, преображающая мир.
Требование революции тоже кесарево требование, только революция духа стояла бы вне этого, но она не может
быть смешиваема с революциями политическими и социальными, она принадлежит к
другому плану бытия.
Есть только один великий миф, связанный с великой реальностью, миф о человеке, об его свободе, его творческой энергии, его богоподобии и его коммюнотарной связи с
другими людьми и ближними.
Другое различие свободы, которое часто делают,
есть различие свободы внутренней и свободы внешней.
И с точки зрения этой
другой морали они должны
быть признаны даже очень моралистами.
Вывод тот, что национальность
есть положительная ценность, обогащающая жизнь человечества, без этого представляющего собой абстракцию, национализм же
есть злое, эгоистическое самоутверждение и презрение и даже ненависть к
другим народам.
Много наименований можно давать человеческому типу, но человек менее меняется, чем это кажется по его внешности и его жестам, он часто менял лишь свою одежду, надевал в один период жизни одежду революционера, в
другой период одежду реакционера; он может
быть классиком и может
быть романтиком, не
будучи ни тем ни
другим в глубине.
Но в революции
есть еще
другая сторона, связанная со временем.
Прудон, с одной стороны, Маркс, с
другой стороны, должны
быть признаны в той же мере утопистами, как Сен-Симон и Фурье.
Но с
другой стороны, социализм
есть суровая и прозаическая реальность,
есть необходимость в известный час истории.
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу и пироги! Ничего, всё
будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там
другой выход
есть?
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то
другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел
было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у
другого.