Неточные совпадения
Для Гуссерля «
наука есть название абсолютных и вневременных ценностей» (с. 47).
И дальше еще характернее: «Философия примет форму и язык истинной
науки и признает за несовершенность то, что
было в ней столько раз превозносимо до небес и служило даже предметом подражания, а именно: глубокомыслие.
Глубокомыслие
есть знак хаоса, который подлинная
наука стремится превратить в космос, в простой, безусловно ясный порядок.
Каждая часть готовой
науки есть некоторая целостная связь умственных поступков, из которых каждый непосредственно ясен и совсем не глубокомыслен.
Для Фомы Аквинского метафизика
была строгой
наукой о сущем и принципах сущего [Превосходное изложение философии Фомы Аквинского дает Sertillanges в двухтомной работе «S.
Для Фомы Аквинского философия
есть «
наука о сущем как таково и о первых его причинах» (т. 1, с. 23). «La métaphysique étant la sciene de l’être et des principes de l’être» (с. 27).
И не только религия, но и метафизика должна
быть освобождена от этой наивной
науки.
Замечательный итальянский философ Росмини вслед за Фомой Аквинским, хотя и очищенным Кантом и Гегелем, хочет, чтобы метафизика
была строгой
наукой разума.
Фома Аквинский не знал критических сомнений новой философии, его
наука была догматическая.
После всех критических сомнений новой философии у Когена гносеология превращается в новый род метафизики,
наука о категориях перерождается в
науку о сущем и его принципах, как это
было уже у Гегеля [У нас крайним сторонником этого перерождения гносеологизма в онтологизм на почве когенианства является Б. Яковенко.
Всегда схоластично желание философии
быть универсальной
наукой своего времени.
Казалось бы, так ясно, что ничто на свете не должно
быть научно, кроме самой
науки.
Научность
есть исключительное свойство
науки и критерий только для
науки.
Философия — первороднее, исконнее
науки, она ближе к Софии; она
была уже, когда
науки еще не
было, она из себя выделила
науку.
Нельзя уже
будет говорить о философии наряду с
наукой, искусством, моралью и т. п.
Научность
есть перенесение критериев
науки на другие области духовной жизни, чуждые
науке.
Научность покоится на вере в то, что
наука есть верховный критерий всей жизни духа, что установленному ей распорядку все должно покоряться, что ее запреты и разрешения имеют решающее значение повсеместно.
Научность (не
наука)
есть рабство духа у низших сфер бытия, неустанное и повсеместное сознание власти необходимости, зависимости от мировой тяжести.
Наука есть специфическая реакция человеческого духа на мир, и из анализа природы
науки и научного отношения к миру должно стать ясно, что навязывание научности другим отношениям человека к миру
есть рабская зависимость духа.
По специфической своей сущности
наука есть реакция самосохранения человека, потерянного в темном лесу мировой жизни.
Наука и
есть усовершенствованное орудие приспособления к данному миру, к навязанной необходимости.
Наука есть познание необходимости через приспособление к мировой данности и познание из необходимости.
Еще можно определить
науку как сокращенное, экономическое описание данной мировой необходимости в целях ориентировки и реакции самосохранения [В широком смысле прагматическая теория познания
есть единственно возможная и единственно верная теория научного познания.
Об универсальной
науке мечтали лишь философы — ученые всегда
были скромнее.
Потом видна
будет связь
науки с магией.
Чтобы яснее стала невозможность и ненужность научной философии, важно подчеркнуть вывод, что
наука есть послушание необходимости.
Видно
будет, что
наука — ветхозаветна по своей религиозной сущности и связана с грехом.
Наука никогда не
была и не может
быть освобождением человеческого духа.
Наука всегда
была выражением неволи человека у необходимости.
Философия
есть принципиально иного качества реакция на мир, чем
наука, она из другого рождается и к другому направляется.
Подчинение философии
науке есть подчинение свободы необходимости.
Неволя у мировой данности, обязательная для
науки, для философии
есть падение и измена познавательной воле к свободе.
Философия хранит познание истины как мужскую солнечную активность в отношении к познаваемому [Р. Штейнер в одной из первых своих работ, «Истина и
наука», написанной без всякой теософической терминологии, удачно выражает творческую природу познания истины: «Истина не представляет, как это обыкновенно принимают, идеального отражения чего-то реального, но
есть свободное порождение человеческого духа, порождение, которого вообще не существовало бы нигде, если бы мы его сами не производили.
Освобождение философии как творческого акта
есть освобождение ее от всякой зависимости от
науки и от всяких связей с
наукой, т. е. героическое противление всякому приспособлению к необходимости и данности.
Философия
есть искусство, а не
наука.
В философии
есть победа человеческого духа через активное противление, через творческое преодоление; в
науке — победа через приспособление, через приведение себя в соответствие с данным, навязанным по необходимости.
В
науке есть горькая нужда человека; в философии — роскошь, избыток духовных сил.
Для поддержания жизни в этом мире философия никогда не
была необходима, подобно
науке, — она необходима
была для выхода за пределы данного мира.
Нельзя отрицать, что в
науке есть философские элементы, что в научных гипотезах бывает философский полет и что ученые нередко бывают и философами.
История философии настолько принципиально и существенно отличается от истории
науки, что написать историю научной философии
было бы невозможно.
И в Греции, и в Средние века, и даже в Индии, всюду и всегда
были попытки придать философии наукообразный характер, приспособить ее к
науке своего времени, согласовать ее с необходимостью.
История философского самосознания и
есть арена борьбы двух устремлений человеческого духа — к свободе и к необходимости, к творчеству и к приспособлению, к искусству выходить за пределы данного мира и к
науке согласовать себя с данным миром.
Требование, чтобы
наука обосновывала и ограничивала философскую интуицию,
есть лишь постановление большинства голосов, приспособляющихся к необходимости.
Наука о ценностях
есть в конце концов один из видов метафизики сущего, метафизики смысла мира, и всего менее научной.
И всегда
будет так, если философию рассматривать как необходимую
науку, а не как свободное искусство познания.
Познание ценностей, т. е. того, что находится за пределами мировой данности, навязанной действительности,
есть дело философии как творческого искусства, а не как
науки, и потому не требует логики познания ценностей.
Может
быть логика
наук — логики философии
быть не может и
быть не должно.
У Бергсона и Джемса весь данный нам, не подлинный мир
есть как бы создание
науки и логических понятий, преследующих цели прагматически-корыстные.
Биологизм
есть такая же зависимость философии от
науки, как и математизм.
Границы
науки и философии не соблюдены Бергсоном, и потому философия его
есть скорее кризис, чем исход.