Чтобы бороться воинственно со злом и неправдой, чтобы революционизировать жизнь,
создавать жизнь новую, для этого нужно признать самостоятельный источник зла и порабощения в мире [В христианстве было разработано учение о грехе, его последствиях и избавлении от него, но совсем не было раскрыто учение о зле как начале самобытном.
Неточные совпадения
И лишь изредка прорывается в святоотеческом периоде христианства то сознание царственности человека, которое звучит в словах св. Григория Нисского: «Как в этой
жизни художники дают вид орудию соответственно его потребности, так наилучший художник
создал наше естество как некий сосуд, пригодный для царственной деятельности, и по душевным преимуществам, и самому телесному виду устроив его таким, каким нужно, чтобы царствовать.
Творческий акт будет
созидать новое бытие, а не ценности дифференцированной культуры, в творческом акте не будет умирать
жизнь.
Религия искупления отрицает род, сексуальный акт и
создает культ вечной женственности, культ Девы, рождающей лишь от Духа [Л. Фейербах со свойственной ему вывернутой гениальностью говорит: «В небесную
жизнь верит только тот, у кого исчезло сознание рода» («Сущность христианства», с. 151).
В строе русской души есть противление тому творчеству, которое
создает дурно-бесконечную, буржуазно-серединную культуру, есть жажда творчества, которое
создает новую
жизнь и иной мир.
Неточные совпадения
— Большинство людей только ищет красоту, лишь немногие
создают ее, — заговорил он. — Возможно, что в природе совершенно отсутствует красота, так же как в
жизни — истина; истину и красоту
создает сам человек…
— Это — верно, — сказал он ей. — Собственно, эти суматошные люди, не зная, куда себя девать, и
создают так называемое общественное оживление в стенах интеллигентских квартир, в пределах Москвы, а за пределами ее тихо идет нормальная, трудовая
жизнь простых людей…
И, чтоб довоспитать русских людей для
жизни, Омон
создал в Москве некое подобие огромной, огненной печи и в ней допекал, дожаривал сыроватых россиян, показывая им самых красивых и самых бесстыдных женщин.
«Прожито полжизни. Почему я не взялся за дело освещения в печати убийства Марины? Это, наверное,
создало бы такой же шум, как полтавское дело братьев Скритских, пензенское — генеральши Болдыревой, дело графа Роникер в Варшаве… «Таинственные преступления — острая приправа пресной
жизни обывателей», — вспомнил он саркастическую фразу какой-то газеты.
— Моралист, хех! Неплохое ремесло. Ну-ко, выпьем, моралист! Легко, брат, убеждать людей, что они — дрянь и
жизнь их — дрянь, они этому тоже легко верят, черт их знает почему! Именно эта их вера и
создает тебе и подобным репутации мудрецов. Ты — не обижайся, — попросил он, хлопнув ладонью по колену Самгина. — Это я говорю для упражнения в острословии. Обязательно, братец мой, быть остроумным, ибо чем еще я куплю себе кусок удовольствия?