Неточные совпадения
Человек огромного самомнения может себя
чувствовать слитым с окружающим миром, быть очень социализированным и иметь уверенность, что в этом мире, совсем ему не чуждом, он может играть большую роль и занимать высокое положение.
Я отнюдь не застенчивый
человек, и я всегда говорил и действовал уверенно, если это не касалось деловой, «практической» стороны жизни, где я всегда себя
чувствовал беспомощным.
Также
чувствовал я себя связанным с реальными
людьми русской земли: с Чаадаевым, с некоторыми славянофилами, с Герценом, даже с Бакуниным и русскими нигилистами, с самим Л. Толстым, с Вл. Соловьевым.
Не знаю,
чувствовал ли кто-нибудь, когда я очень активно участвовал в собрании
людей, до какой степени я далек, до какой степени чужд.
Я наиболее
чувствовал одиночество именно в обществе, в общении с
людьми.
Есть
люди, которые
чувствуют себя весело в пустыне.
В поле
человек чувствует что-то стыдное и унижающее человеческое достоинство.
Русские марксисты изначально
почувствовали, что я
человек не ортодоксальный, не вполне их
человек.
Всю мою жизнь я
чувствовал, что свойственные мне дары ослабляются при всех общественных комбинациях с
людьми, при всяком вмешательстве в политику.
Я изначально
чувствовал падшесть мира и несчастье
человека, но верил в высшую природу
человека.
В этом я всегда
чувствовал разницу между собой и большей частью
людей, обратившихся в христианство, православных ли или католиков и протестантов.
Я острее, чем когда-либо,
почувствовал страшный соблазн: отсутствие благодатного просветления у
людей, почитающих себя ортодоксально верующими, постоянно посещающих церковные службы, молящихся, часто причащающихся.
У меня было впечатление, что все эти
люди, представлявшие разные революционные и оппозиционные течения,
чувствовали себя во власти стихийных, фатальных сил, которыми они не могут управлять и направлять согласно своему сознанию.
Наблюдая настроения русской эмиграции, я
почувствовал, что я один из очень немногих
людей, свободных от ressentiment по отношению к коммунизму и не определяющих своей мысли реакцией против него.
И вместе с тем я
чувствовал, что в моем мышлении есть что-то вполне русское и что многое в нем чуждо и мало понятно западным
людям.
Поэтому в русской природе, в русских домах, в русских
людях я часто
чувствовал жуткость, таинственность, чего я не
чувствую в Западной Европе, где элементарные духи скованы и прикрыты цивилизацией.
Но, с другой стороны, и в них, в интимном общении с теми, которые были мне во многом близки, я
чувствовал все то же одиночество, все ту же невозможность сказать
людям самое главное так, чтобы они восприняли.
Сейчас более, чем когда-либо, я
чувствую себя
человеком, выпавшим из-под власти общего, общеобязательного, как любят говорить Кирхегардт и Шестов.
Для понимания сложности и хитрости человеческой души нужно прибавить: у меня это было вроде того, как богатый
человек чувствует, что совсем не дорожит материальными средствами.
Но не слышал никто из них, какие «наши» вошли в город, что привезли с собою и каких связали запорожцев. Полный не на земле вкушаемых чувств, Андрий поцеловал в сии благовонные уста, прильнувшие к щеке его, и небезответны были благовонные уста. Они отозвались тем же, и в сем обоюднослиянном поцелуе ощутилось то, что один только раз в жизни дается
чувствовать человеку.
Неточные совпадения
Правдин. А кого он невзлюбит, тот дурной
человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об нем то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его не говорил да, когда душа его
чувствовала нет.
Всечасное употребление этого слова так нас с ним ознакомило, что, выговоря его,
человек ничего уже не мыслит, ничего не
чувствует, когда, если б
люди понимали его важность, никто не мог бы вымолвить его без душевного почтения.
Софья. Ваше изъяснение, дядюшка, сходно с моим внутренним чувством, которого я изъяснить не могла. Я теперь живо
чувствую и достоинство честного
человека и его должность.
Но не успели
люди пройти и четверти версты, как
почувствовали, что заблудились.
Изобразив изложенное выше, я
чувствую, что исполнил свой долг добросовестно. Элементы градоначальнического естества столь многочисленны, что, конечно, одному
человеку обнять их невозможно. Поэтому и я не хвалюсь, что все обнял и изъяснил. Но пускай одни трактуют о градоначальнической строгости, другие — о градоначальническом единомыслии, третьи — о градоначальническом везде-первоприсутствии; я же, рассказав, что знаю о градоначальнической благовидности, утешаю себя тем,