Неточные совпадения
Я наследую
традицию славянофилов и западников, Чаадаева и Хомякова, Герцена и Белинского, даже Бакунина и Чернышевского, несмотря на различие миросозерцаний, и более всего Достоевского и Л. Толстого, Вл. Соловьева и Н. Федорова.
У отца моего происходил перелом миросозерцания, он все более проникался либеральными взглядами, порывал с
традициями и часто вступал в конфликт с окружающим обществом.
В России не было настоящих аристократических
традиций.
И старую свою мысль я воспринимал как впервые рожденную, не как образовавшуюся во мне
традицию мысли.
В то время, время довольно интенсивной интеллектуальной жизни в московских философских кружках, я пытался найти
традицию русской философии.
Это был разрыв с онтологической
традицией Парменида, Платона, Аристотеля, Фомы Аквината, многих течений новой философии вплоть до Вл. Соловьева с его учением о всеединстве.
Мне чуждо было переживание священных исторических
традиций.
Одно время я делал усилия признать какие-то священные
традиции, но мне это никогда не удавалось и вызывало отвращение.
Литература начала XX века порвала с этической
традицией литературы XIX века.
Это был разрыв с
традицией «просвещения».
Начали искать
традиций для русской философской мысли и находили их у славянофилов, у Вл. Соловьева, но более всего у Достоевского.
Была попытка восстановить прервавшуюся
традицию.
Самое понятие
традиции было мне довольно чуждо.
Я никогда не мог принять откровения извне, из истории, из
традиции.
Религиозную историю, религиозную
традицию я мог принять лишь как знаки совершающегося в глубине, как символику духа, как относительное, а не абсолютное.
В шиллеровском смысле «наивная» ортодоксия существует лишь у тех, кто имеет ее с детства, по наследству, в кровной
традиции.
Он определился в одной из
традиций русского барства, в
традиции вольтерианско-просветительской.
Я всегда чувствовал огромное различие между мной и С. Булгаковым в отношении к унаследованной православной
традиции.
По своему основному жизне — и мироощущению я никогда не мог быть подавлен массивностью и тяжестью авторитарной религиозной
традиции.
В старчестве видели продолжение той же как бы эзотерической
традиции православия.
Человек сознает свое значение и играет роль то от того, что он причастен к центру революционной деятельности, к революционному комитету, определяющему движение, то от того, что причастен к самому подлинному, наиправославнейшему православию, то от того, что причастен к оккультному ордену, посвящен в оккультную
традицию.
Традиция русской творческой религиозной мысли казалась совершенно прерванной, ее поддерживала лишь небольшая группа представителей философской и богословской мысли, которых не признавали настоящими православными.
Мы очень дорожили этой
традицией.
Русский культурный ренессанс начала XX века революция низвергла, прервала его
традицию.
У нас на квартире происходили по старой
традиции собрания, на которых обсуждались разные духовные вопросы.
Их мышление очень отяжелено и, в сущности, ослаблено
традицией мысли, раздроблено историей.
Западные христиане, католики и протестанты, были также охвачены религиозной реакцией, хотя, в отличие от русских православных, в форме высоко культурной, они двигались потребностью возврата назад, искали твердого авторитета и
традиции.
Повсюду замечалась тяга к авторитету и
традиции.
Но перед лицом западных христианских течений эпохи я все же чувствовал себя очень «левым», «модернистом», ставящим перед христианским сознанием новые проблемы, исповедующим христианство как религию свободы и творчества, а не авторитета и
традиции.
«Правым» я называю отрицание или умаление человечности и организацию общества на принципе бесчеловечных коллективных реальностей, получивших силу
традиции.
И этим я в
традиции русской мысли, которая всегда была историософической.
Это один из показателей перерыва
традиции русской культуры.
Неточные совпадения
Несмотря, однако ж, на неудачу,"дурные страсти"не умерли, а образовали
традицию, которая переходила преемственно из поколения в поколение и при всех последующих градоначальниках.
— Я — не купец, я — дворянин, но я знаю: наше купечество оказалось вполне способным принять и продолжать культуру дворянства,
традиции аристократии. Купцы начали поощрять искусство, коллекционировать, отлично издавать книги, строить красивые дома…
Люди без
традиций, ничем, кроме школы, не связанные с историей своего отечества.
— Я вполне серьезно думаю так! Он — проповедник, как большинство наших литераторов, но он — законченное многих, потому что не от ума, а по натуре проповедник. И — революционер, чувствует, что мир надобно разрушить, начиная с его основ,
традиций, догматов, норм.
— Немец философствует машинально, по
традиции, по ремеслу, по праздникам.