Цитаты со словосочетанием «поговорить о»
Но одно я сознательно исключаю, я буду мало
говорить о людях, отношение с которыми имело наибольшее значение для моей личной жизни и моего духовного пути.
Дискретность не позволяет мне
говорить о многом, что играло огромную роль не только во внешней, но и но внутренней моей жизни.
Я старался не слушать, когда
говорили о конкуренции между людьми.
Скука
говорит о пустоте и пошлости этого низшего мира.
Поразительно, что у меня бывала наиболее острая тоска в так называемые «счастливые» минуты жизни, если вообще можно
говорить о счастливых минутах.
Говорили о какой-то партии Пеги: это партия, в которой он был бы один.
Для меня характерно, что у меня не было того, что называют «обращением», и для меня невозможна потеря веры. У меня может быть восстание против низких и ложных идей о Боге во имя идеи более свободной и высокой. Я объясню это, когда буду
говорить о Боге.
В другом месте я буду еще
говорить о конфликте жалости и творчества.
Говорю о серьезной литературе и исключаю литературу, помешанную на сексе.
Мне всегда казалось странным, когда люди
говорят о радостях любви.
Более естественно было бы, при более глубоком взгляде на жизнь,
говорить о трагизме любви и печали любви.
Я позже буду
говорить о философах, имевших особенное значение в моем умственном пути.
Я никогда не
говорил о восстании «природы», восстании инстинктов против норм и законов разума и общества, я говорил о восстании духа.
Я
говорю о Льве Шестове, который также был киевлянин.
Мережковский был совершенно прав, когда
говорил о правде любви Анны и Вронского против неправды законника и фарисея Каренина.
О моих опытах сближения с православной средой скажу, когда буду
говорить о моем религиозном пути.
Я мог
говорить о войне, о политике, об обыденной жизни так, как будто бы я верил, подобно многим людям, в первичную, подлинную реальность всего этого.
Я еще буду
говорить о том, что учение о Промысле требует радикальной переработки.
В применении к себе я потому уже предпочитаю не
говорить о резкой convertion, что я не верю в существование единой, целостной ортодоксии, в которую можно было бы обратиться.
Для меня
говорить о Богочеловечестве и богочеловечности значит говорить о религии, в которую я обратился.
Я не
говорю о книгах мистических.
Я буду еще много
говорить о моем соприкосновении с западным христианским миром, с католиками и протестантами.
Я
говорил о внутренней диалектике гуманизма, в которой гуманизм переходит в антигуманизм.
Но так называемые классические в смысле совершенства продукты творчества, в сущности, всегда
говорят о мире ином, чем эта мировая действительность, и упреждают преображение мира.
Наблюдая над творческим процессом в самом себе, я иногда поражался несходством с тем, что мне
говорили о себе другие люди.
Но это еще ничего не
говорит о качестве этой новой плоти.
Один рабочий читал доклад об Евангелии, в котором излагал популярные брошюры отрицательной библейской критики, много
говорили о противоречиях в Евангелиях.
Я твердо решил ничего не
говорить о людях.
Было что-то маниакальное в этой неспособности типичного эмигранта
говорить о чем-либо, кроме большевиков, в этой склонности повсюду видеть агентов большевизма.
Говорю о характерно русском мышлении.
Я по крайней мере всегда
говорил о первичном, а не о вторичном, не об отраженном, говорил как стоящий перед загадкой мира, перед самой жизнью; говорил экзистенциально, как субъект существования.
Все, что я
говорю о Западе, в меньшей степени применимо к Германии, которая есть мир промежуточный.
Терминология условна, но Фробениус
говорит о той же теме, что и я.
Очень походит многое из того, что он
говорит о способах усвоения немцами западного рационализма, западной техники и индустриализации, на то, что я не раз писал о способах усвоения всего этого русским народом.
Мой доклад о мистике, в котором я много
говорил о Я. Бёме и Ангелусе Силезиусе, вызвал смущение.
Когда молодой француз
говорил о пережитом им кризисе, то обыкновенно это означало, что он перешел от одних писателей к другим, например, от Пруста и Жида к Барресу и Клоделю.
Главное же качество русского общения, что в нем легче начинать
говорить о главном и существенном.
Но возрастание эсхатологического чувства и сознания
говорит о том, что серединное человеческое царство, царство культуры по преимуществу, начинает разлагаться и кончается.
Мне даже думается, что философская форма
говорит о стыдливости.
Я, наверное, нередко идеализировал себя, объективируя свой образ для других, даже тогда, когда как будто
говорил о себе плохое и унижал себя.
Жид написал две книги, в которых он
говорит о себе и обнажает себя: художественную автобиографию Si le grain ne meurt [«Если зерно не умирает» (фр.).] и сравнительно недавно Journal.
Известно, что проблема искренности для Жида основная, он хочет быть почти маниаком искренности, его point d’honneur [Дело чести (фр.).]
говорить о себе все самое плохое, некрасивое, отталкивающее.
Он
говорит о себе некрасивые, дурные вещи, в этом за ним последовал Жид, но он все-таки считает себя по природе добрым, хорошим человеком, как и вообще человека, и упоен собой.
Вместе с тем это
говорит о преобладании воображения над сердцем.
Я уже не раз
говорил о мучительной чуждости мне мира, этого мира в этом его состоянии.
Смерть есть событие во времени и
говорит о власти времени.
Неточные совпадения
Автор вспоминает
о других людях и событиях и
говорит больше всего
о себе.
То,
о чем
говорит Пруст, было опытом всей моей жизни.
О схожем чувстве
говорит А. Жид в своем «Дневнике», но причины иные.
Чувство жизни,
о котором я
говорю, я определяю как чуждость мира, неприятие мировой данности, неслиянность, неукорененность в земле, как любят
говорить, болезненное отвращение к обыденности.
«Я люблю тебя,
о, вечность», —
говорит Заратустра.
То,
о чем я
говорю, не легко сделать понятным.
Когда мне рассказывали
о любви, носящей нелегальный характер, то я всегда
говорил, что это никого не касается, ни меня, ни того, кто рассказывает, особенно его не касается.
Но у меня не было того, что называют культом вечной женственности и
о чем любили
говорить в начале XX века, ссылаясь на культ Прекрасной Дамы, на Данте, на Гёте.
О своей религиозной жизни я буду
говорить в другой части книги.
О ней я буду
говорить в другом месте.
Когда ставилась, например, проблема одиночества (вспоминаю декаду в Pontigny, посвященную этой проблеме), то
говорили об одиночестве у Петрарки, Руссо или Ницше, а не
о самом одиночестве.
Белинский
говорил после спора, продолжавшегося целую ночь: «Нельзя расходиться, мы еще не решили вопроса
о Боге».
О моем соприкосновении с народными религиозными движениями и чаяниями я буду
говорить в следующей главе.
Но при этом я не терял чувства и сознания так называемых «реальностей», мог
о них рассудительно
говорить.
Но в действительности я отсутствовал из всего того,
о чем рассудительно
говорил.
В период,
о котором я
говорю, я выпустил книгу «Философия свободы», еще несовершенный эскиз моей философии свободы.
Но это не то, что
о нем
говорили и чего искали.
Я
говорю не только
о течениях мысли на почве православия.
Я
говорил уже, что весь план моей книги «
О назначении человека», которая, может быть, самая систематическая из моих книг, мне вдруг пришел в голову, когда я сидел в балете Дягилева, не имевшего никакой связи с темой книги.
Прослушав всех, говоривших
о Христе, я почувствовал, что
говорить будет необыкновенно трудно.
Особенно много в этом отношении мне дали декады в Pontigny,
о которых я буду еще
говорить.
Говорили всегда
о чем-то, но не обнаруживали себя как это что-то.
За это мне прощали «гностические», как любили
говорить, уклоны моей религиозной философии, мои недостаточно ортодоксальные мысли
о свободе и творчестве человека.
У меня есть почитатели в Чили, Мексике, Бразилии, Австралии, не
говоря уже
о странах Европы.
Он соглашался
говорить лишь
о первоклассных писателях.
При обсуждении идей легко переходят на личную почву и
говорят не столько
о ваших идеях, сколько
о вас и ваших недостатках.
О наиболее интимных общениях моей жизни я в своей книге сознательно не
говорю.
Иногда хотелось
поговорить по душе
о самом главном, и вдруг мной овладевал пафос дистанции, побеждала моя скрытность и я делался условен, как француз.
Я
говорил уже
о мучительном чувстве от зарубежного православия, которое у меня никогда не проходило за годы пребывания на Западе.
Сент-Бёв
говорит по поводу мемуаров Шатобриана: «Il a substitué plus ou moins les sentiments qu’il se donnait dans le moment où il écrivait, à seux qu’il avait réellement aux moments qu’il raconte» [«Он подменяет в какой-то степени чувства, которые действительно испытывает в те моменты,
о которых рассказывает, чувствами, которые появляются у него в тот момент, когда он пишет» (фр.).].
Это открытие очень преувеличили и признали почти законом, что в своей мысли и своем творчестве человек всегда скрывает себя и что нужно думать
о нем обратное тому, что он сам
о себе
говорит.
Он до крайности преувеличивает свои грехи, называя себя убийцей, вором, прелюбодеем и прочее, но этим он
говорит отвлеченно
о предельных грехах человека вообще, а не
о своих конкретных, может быть, мелких грехах.
Экстериоризированная природа и общество не являются моей собственностью, моя собственность лишь очень частична и мала в отношении к ним, и моя индивидуальность неуловима для законов природы и законов общества, не
говоря уже
о законах государства.
Я совсем не
говорю в своей книге
о самых глубоких общениях моей жизни, с которыми связаны большие обогащения моей жизни, но вместе с тем и драматизм ее.
Говорить же
о своих интимных чувствах публично, в литературе, мне всегда казалось недостатком стыдливости, нецеломудренным.
Я
говорил уже
о значении для меня музыки, она как бы компенсирует недостаток лиризма во мне самом.
Я долгое время совсем не мог
о нем
говорить.
Цитаты из русской классики со словосочетанием «поговорить о»
Аммос Федорович. Что вы! что вы: Цицерон! Смотрите, что выдумали! Что иной раз увлечешься,
говоря о домашней своре или гончей ищейке…
Человек он был чувствительный, и когда
говорил о взаимных отношениях двух полов, то краснел.
Осматривание достопримечательностей, не
говоря о том, что всё уже было видено, не имело для него, как для Русского и умного человека, той необъяснимой значительности, которую умеют приписывать этому делу Англичане.
— Печорин был долго нездоров, исхудал, бедняжка; только никогда с этих пор мы не
говорили о Бэле: я видел, что ему будет неприятно, так зачем же? Месяца три спустя его назначили в е….й полк, и он уехал в Грузию. Мы с тех пор не встречались, да, помнится, кто-то недавно мне говорил, что он возвратился в Россию, но в приказах по корпусу не было. Впрочем, до нашего брата вести поздно доходят.
Негодованье росло, и дамы стали
говорить о нем в разных углах самым неблагоприятным образом; а бедная институтка была уничтожена совершенно, и приговор ее уже был подписан.
Неточные совпадения
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и
говорю ему: «Слышали ли вы
о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я
говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет!
О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги:
говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
И сукно такое важное, аглицкое! рублев полтораста ему один фрак станет, а на рынке спустит рублей за двадцать; а
о брюках и
говорить нечего — нипочем идут.
Почтмейстер. Нет,
о петербургском ничего нет, а
о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет,
говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Ассоциации к слову «говорить»
Синонимы к слову «говорить»
Предложения со словосочетанием «поговорить о»
- Теперь пришло время поговорить о том, для чего геймдизайнер использует эти навыки.
- И его взгляд говорил о том, что своё намерение он обязательно выполнит.
- Вы избегаете говорить о том, чего в действительности хотите и чего не хотите.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «говорить»
Значение слова «говорить»
ГОВОРИ́ТЬ, -рю́, -ри́шь; прич. страд. прош. говорённый, -рён, -рена́, -рено́; несов. 1. Пользоваться, владеть устной речью. Ребенок начинает говорить на втором году жизни. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ГОВОРИТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «говорить»
Дополнительно