Неточные совпадения
Автор вспоминает о
других людях и событиях и говорит больше всего о себе.
В познании о себе самом человек приобщается к тайнам, неведомым в отношении к
другим.
С одной стороны, я переживаю все события моей эпохи, всю судьбу мира как события, происходящие со мной, как собственную судьбу, с
другой стороны, я мучительно переживаю чуждость мира, далекость всего, мою неслиянность ни с чем.
Глубина моего существа всегда принадлежала чему-то
другому.
Единственное оправдание, что тема вновь будет возникать в
другой связи и
другой обстановке.
С трудом выразима та положительная ценность, которая получена от общения с душой
другого.
Некоторые
друзья шутя называли меня врагом рода человеческого.
В детстве мне было известно, что мои родители были
друзья обергофмейстерины княгини Кочубей, которая имела огромное влияние на Александра III.
Известный старец Парфений был ее духовником и
другом, ее жизнь была им целиком определена.
Там была Киево-Печерская лавра, Никольский монастырь и много
других церквей.
Там была Аскольдова могила, кладбище на горе над Днепром, где похоронена бабушка и
другие мои предки.
По
другую сторону Крещатика, главной улицы с магазинами между двумя горами, жила буржуазия.
С этим связана и
другая черта — некоторое самодурство.
Жандармы и полиция знали, что отец на «ты» с губернатором,
друг генерал-губернатора, имеет связи в Петербурге.
Брат был человек очень одаренный, хотя совсем в
другом направлении, чем я, очень добрый, но нервно больной, бесхарактерный и очень несчастный, не сумевший реализовать своих дарований в жизни.
Она была близким
другом моей матери, и в моем детстве мы часто у них жили.
Но в коллективной атмосфере военного учебного заведения я был резким индивидуалистом, очень отъединенным от
других.
Но ввиду знания языков, я имел в этом преимущество перед
другими кадетами.
Лучше
других предметов я знал историю и естествознание.
Поступив в университете на естественный факультет, я лучше
других студентов ориентировался в естественных науках.
И это относится не только ко мне, но в такой же степени к
другим.
Семья брата была для меня первым выходом из аристократической среды и переходом в
другой мир.
У меня было острое чувство своей особенности, непохожести на
других.
Внешне я не только не старался подчеркнуть свою особенность, но наоборот, всегда старался сделать вид, притвориться, что я такой же, как
другие люди.
Шатобриана, то меня поразила одна черта сходства с ним, несмотря на огромное различие в
других отношениях.
Мне еще близко то, что сказал о себе вообще не близкий мне Морис Баррес: «Mon évolution ne fut jamais une course vers quelque chose, mais une fuite vers ailleurs» [«Мое развитие никогда не определялось стремлением к чему-то конкретно, а всегда было направлено за его пределы, к
другому» (фр.).].
По-настоящему жил я в
другом плане.
Для меня не ставилась проблема «плоти» как, например, у Мережковского и
других, для меня ставилась проблема свободы.
Тут, может быть, и нет противоречия, потому что мечта относится к одному, реализм же к совсем
другому.
Я не мог примириться с тем, что это мгновение быстро сменяется
другим мгновением.
Толстого, с Иваном Карамазовым, Версиловым, Ставрогиным, князем Андреем и дальше с тем типом, который Достоевский назвал «скитальцем земли русской», с Чацким, Евгением Онегиным, Печориным и
другими.
Я больше всего любил философию, но не отдался исключительно философии; я не любил «жизни» и много сил отдал «жизни», больше
других философов; я не любил социальной стороны жизни и всегда в нее вмешивался; я имел аскетические вкусы и не шел аскетическим путем; был исключительно жалостлив и мало делал, чтобы ее реализовать.
Я не думал, что я лучше
других людей, вкорененных в мир, иногда думал, что я хуже их.
Но я всегда приходил как бы из
другого мира и уходил в
другой мир.
Меня притягивает всегда и во всем трансцендентное,
другое, выходящее за грани и пределы, заключающее в себе тайну.
И для одного человека мир совсем иной, чем для
другого, иным представляется.
Мне всегда было трудно интимное общение с
другим человеком, труден был разговор вдвоем.
А. Жид в своем Journal пишет, что он плохо выносил патетическое и проявление патетизма в
других людях его охлаждало.
Другая основная тема есть тема тоски.
Пол требует выхода человека из самого себя, выхода к
другому.
Мне свойственно переживание тоски и в совсем
другие мгновения, чем чудный лунный вечер.
Это, конечно, совсем не значит, что я не хотел учиться у
других, у всех великих учителей мысли, и что не подвергался никаким влияниям, никому ни в чем не был обязан.
Для меня свобода всегда означала что-то совсем
другое.
Но тут одна свобода в конце,
другая свобода в начале.
Острую жалость вызывают многие воспоминания о прошлом, о безвозвратном и сознание своей неправоты, причинение страданий
другим людям, особенно близким.
Никто не знает, что делает
другого человека счастливым или несчастным.
Что меня всегда поражало, так эта моя большая способность, чем у
других интеллигентов, к общению с простым народом.
Человек не может, не должен в своем восхождении улететь из мира, снять с себя ответственность за
других.
В
другом месте я буду еще говорить о конфликте жалости и творчества.
А что? Да так. Я усыпляю // Пустые, черные мечты; // Я только в скобках замечаю, // Что нет презренной клеветы, // На чердаке вралем рожденной // И светской чернью ободренной, // Что нет нелепицы такой, // Ни эпиграммы площадной, // Которой бы
ваш друг с улыбкой, // В кругу порядочных людей, // Без всякой злобы и затей, // Не повторил стократ ошибкой; // А впрочем, он за вас горой: // Он вас так любит… как родной!
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу и пироги! Ничего, всё будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там
другой выход есть?
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то
другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у
другого.