Неточные совпадения
Одно время я боролся с хлынувшим в
русскую интеллектуальную
жизнь неокантианским течением.
В то время, время довольно интенсивной интеллектуальной
жизни в московских философских кружках, я пытался найти традицию
русской философии.
Я почувствовал, что подымается в
русской жизни что-то новое и что необходимо определить свое отношение к этому течению.
Журнал «Вопросы
жизни» имел большое симптоматическое значение, он отражал течения того времени, он был новым явлением в истории
русских журналов.
Это произошло после того, как был низвержен и вытеснен из
жизни весь верхний культурный слой, все творцы
русского ренессанса оказались ни к чему ненужными и в лучшем случае к ним отнеслись с презрением.
И осуществилось лишь обратное подобие этой «соборности» в
русском коммунизме, который уничтожил всякую свободу творчества и создал культуру социального заказа, подчинив всю
жизнь организованному извне механическому коллективу.
Всю
жизнь, с детских лет, меня мучают «проклятые вопросы», которые Достоевский считал столь характерными для «
русских мальчиков».
У меня не было особенных симпатий к имяславству, но меня возмущали насилия в духовной
жизни и низость, не-духовность
русского Синода.
Когда я попал за границу и соприкоснулся с
русской эмиграцией, то это было одно из самых тяжелых впечатлений моей
жизни.
И я действительно менее других
русских чувствовал себя иностранцем в Западной Европе, более других участвовал в
жизни самого Запада.
Поэтому
русская душевная
жизнь более выражена, и выражена в своих крайних элементах, чем душевная
жизнь западного человека, более закрытая и придавленная нормами цивилизации.
Я приносил с собой свое личное и
русское катастрофическое чувство
жизни и истории, отношение к каждой теме по существу, а не через культурное отражение.
Я наблюдал, что французы по сравнению с нами,
русскими, умеют наслаждаться
жизнью, извлекать из нее максимум приятного, получать удовольствие от вкушения блюд интеллектуальных и — блюд материальных.
У
русских нет условностей, нет дистанции, есть потребность часто видеть людей, с которыми у них даже нет особенно близких отношений, выворачивать душу, ввергаться в чужую
жизнь и ввергать в свою
жизнь, вести бесконечные споры об идейных вопросах.
Всякий истинно
русский человек интересуется вопросом о смысле
жизни и ищет общения с другими в искании смысла.
Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить на высокую
жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек. Но веки проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.
Старые славянофильские идеалы были прежде всего идеалами частной, семейной, бытовой
жизни русского человека, которому не давали выйти в ширь исторического существования, который не созрел еще для такого существования [Я не касаюсь здесь церковных идей Хомякова, которые очень глубоки и сохраняют свое непреходящее значение.].
Они, пока живут в тюрьмах или казармах, смотрят на колонию лишь с точки зрения потребностей; их визиты в колонию играют роль вредного внешнего влияния, понижающего рождаемость и повышающего болезненность, и притом случайного, которое может быть больше или меньше, смотря по тому, на каком расстоянии от селения находится тюрьма или казарма; это то же, что в
жизни русской деревни золоторотцы, работающие по соседству на железной дороге.
Неточные совпадения
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В том богатырство
русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И
жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана // В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие // Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Тошен свет, // Правды нет, //
Жизнь тошна, // Боль сильна. // Пули немецкие, // Пули турецкие, // Пули французские, // Палочки
русские! // Тошен свет, // Хлеба нет, // Крова нет, // Смерти нет.
И старый князь, и Львов, так полюбившийся ему, и Сергей Иваныч, и все женщины верили, и жена его верила так, как он верил в первом детстве, и девяносто девять сотых
русского народа, весь тот народ,
жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.
Княгиня подсмеивалась над мужем за его
русские привычки, но была так оживлена и весела, как не была во всё время
жизни на водах.
Князь же, напротив, находил за границей всё скверным, тяготился европейской
жизнью, держался своих
русских привычек и нарочно старался выказывать себя за границей менее Европейцем, чем он был в действительности.