Неточные совпадения
Я и сейчас думаю, что нет ничего отвратительнее разговоров мальчиков
в их
среде.
Пребывание
в кадетском корпусе оказало на меня большое влияние
в смысле сильной реакции против военной
среды и атмосферы.
Семья брата была для меня первым выходом из аристократической
среды и переходом
в другой мир.
Разрыв с окружающей
средой, выход из мира аристократического
в мир революционный — основной факт моей биографии, не только внешней, но и внутренней.
Мне была чужда мировая
среда, и я пытался образовать родственную
среду, но мало успевал
в этом.
Есть два основоположных типа людей — тип, находящийся
в гармоническом соотношении с мировой
средой и тип, находящийся
в дисгармоническом соотношении.
Для моего отношения к миру «не-я», к социальной
среде, к людям, встречающимся
в жизни, характерно, что я никогда ничего не добивался
в жизни, не искал успеха и процветания
в каком бы то ни было отношении.
Предчувствия возможности большевизма у меня очень рано были, еще когда я вращался
в маркистской
среде.
В моем детстве отсутствовала православная религиозная
среда, которая бы меня питала.
Я верил
в существование истины и смысла, независимых от мировой и социальной
среды.
Я всегда боролся за свободу и независимость философской мысли
в марксистской
среде, как и
в православной
среде.
Потом мне приходилось довольно близко соприкасаться с академическими, профессорскими кругами, но я никогда не чувствовал себя хорошо
в этой
среде, никогда не чувствовал ее своей и всегда скучал
в ней.
В рабочей
среде в то время обнаружилось течение, враждебное интеллигенции, требовавшее самостоятельной активности рабочих.
Наиболее существенным
в моей книге было мое крепкое, основоположное убеждение, что истина, добро, красота не зависят от революционной классовой борьбы, определяются не социальной
средой, а трансцендентальным сознанием.
Ошибочно было бы думать, что я когда-либо вращался исключительно
в этой
среде «товарищей».
В этой
среде я не мог играть никакой роли, да и не стремился к этому.
Я принимал участие
в комитете Союза освобождения сначала
в Киеве, потом
в Петербурге, но особенно активной роли по своему настроению не играл и чувствовал страшную отчужденность от либерально-радикальной
среды, большую отчужденность, чем от
среды революционно-социалистической.
Но как философ, прошедший через философскую школу, я находил, что
в этой нефилософской
среде происходила путаница понятий.
Прежде всего, по своему характеру я склонен к активной реакции и сопротивлению
в отношении ко всякой окружающей
среде.
В петербургский период моей жизни у меня рано началось отталкивание от той литературной
среды,
в которой я главным образом вращался, и восстание против нее.
Мне очень не нравилось, что эта литературная
среда так легко приспособлялась к характеру революционной атмосферы 1905–1906 годов,
в которой было много дурного.
Мне всегда неприятна была литературщина, с которой,
в годы изгнания, я встретился
в Париже уже во французской
среде.
В петербургский период мои отношения с ренессансной литературной
средой связаны главным образом с Вячеславом Ивановым, центральной фигурой того времени.
Он принадлежал к людям, которые имеют эстетическую потребность быть
в гармонии и соответствии со
средой и окружающими людьми.
На «башне»
В. Иванова, так называлась квартира Ивановых на 7 этаже против Таврического сада, каждую
среду собирались все наиболее одаренные и примечательные люди той эпохи: поэты, философы, ученые, художники, актеры, иногда и политики.
В течение трех лет я был бессменным председателем на Ивановских
средах.
У меня нарастало глубокое разочарование
в литературной
среде и желание уйти из нее.
В этой
среде я был наиболее «левым» и «модернистом», наиболее представлявшим «новое религиозное сознание», несмотря на мое искреннее желание приобщиться к тайне Православной церкви.
Свентицкий, с которым связана нашумевшая
в свое время история извержения его из
среды Религиозно-философского общества.
Религиозный гуманизм, вкорененный
в идее богочеловечности, призван совершить очищение, спиритуализацию и гуманизацию человеческой
среды, воспринимающей откровение.
И Священное Писание есть уже преломление откровения Бога
в ограниченной человеческой
среде и ограниченном человеческом языке.
В известный год моей жизни, который я считаю счастливым, я пришел
в соприкосновение и вступил
в общение с новой для меня
средой народных богоискателей, познакомился с бродячей народной религиозной Россией.
Я заметил, что Бёме у нас с начала XIX века просочился
в народную
среду.
Свобода мысли
в эмигрантской
среде признавалась не более, чем
в большевистской России.
Деятельность
в русской
среде за границей мне была мучительна всегда, я совсем не подходил к атмосфере, я обманывал все ожидания, меня принимали не за того, кем я действительно был.
Вместе с тем на Западе меня ценили более, чем
в русской
среде.
Я много участвовал
в собраниях intellectuels Запада, много раз спорил, читал доклады
в их
среде.
Повторяю, я очень мучительно переживал эмигрантскую
среду, отсутствие
в ней умственных интересов, нежелание знать русскую мысль, отвращение к свободе, клерикализм, поклонение авторитету.
Во мне все время нарастал протест, бунт против
среды,
в которой приходилось действовать.
В течение некоторого времени я себя пересиливал, работая
в чуждой и враждебной мне
среде.
Но это лишь значило, что выявились мои изначальные, глубокие эмоции и оценки
в результате моей реакции на эмигрантскую
среду и на западную буржуазность.
Мой голос
в этой
среде был гласом вопиющего
в пустыне.
Чисто интеллектуальная
среда варилась
в своем соку.
Среда профессионалов, делавших политику, была замкнута
в себе, поглощена политической игрой и оторвана от народной жизни.
В русской
среде, менее утонченно культурной, обсуждение было более существенным, более отнесенным к самому главному и всеразрешающему.
Но наряду с большими качествами, которые делают более легким общение
в русской
среде, есть и большие недостатки.
В русской
среде,
в русском обществе и собрании я часто ощущал подпольные токи, которых
в такой форме я не замечал
в западной
среде.
В русской
среде в Париже были элементы германофильские, которые ждали от Гитлера освобождения России от большевизма.
В годы оккупации
в русской
среде было отвратительное приспособление к немцам, которое должно быть характеризовано как измена.
Неточные совпадения
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из
среды своей ходока — самого древнего
в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу
в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал:
Усложненность петербургской жизни вообще возбудительно действовала на него, выводя его из московского застоя; но эти усложнения он любил и понимал
в сферах ему близких и знакомых;
в этой же чуждой
среде он был озадачен, ошеломлен, и не мог всего обнять.
Сам Левин не помнил своей матери, и единственная сестра его была старше его, так что
в доме Щербацких он
в первый раз увидал ту самую
среду старого дворянского, образованного и честного семейства, которой он был лишен смертью отца и матери.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего
в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся
в той
среде,
в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Это говорилось с тем же удовольствием, с каким молодую женщину называют «madame» и по имени мужа. Неведовский делал вид, что он не только равнодушен, но и презирает это звание, но очевидно было, что он счастлив и держит себя под уздцы, чтобы не выразить восторга, не подобающего той новой, либеральной
среде,
в которой все находились.