Неточные совпадения
При этом
в книге его, столь оклеветанной правыми
кругами, есть сильный аскетический элемент и большая чистота.
Потом мне приходилось довольно близко соприкасаться с академическими, профессорскими
кругами, но я никогда не чувствовал себя хорошо
в этой среде, никогда не чувствовал ее своей и всегда скучал
в ней.
Еще будучи студентом, но уже начав свою литературную деятельность, я попал,
в одну из своих первых поездок
в Петербург, на литературный вечер радикальных и даже марксистских
кругов.
Еще до моего поступления
в университет и до встречи с марксистскими
кругами у меня определились революционные и социалистические симпатии.
В эти годы я постоянно спорил
в марксистских
кругах с А.
В. Луначарским, который тоже был киевлянин.
Статья эта вызвала негодование
в левых
кругах интеллигенции, которая
в преобладающей своей части была еще староверческой.
С Ницше у меня всегда было расхождение
в том главном, что Ницше
в основной своей направленности «посюсторонен», он хочет быть «верен земле», и притяжение высоты оставалось для него
в замкнутом
круге этого мира.
В моей жизни всегда был контраст, связанный с пересечением разных
кругов.
Традиционное миросозерцание революционной интеллигенции с аскетическим сужением сознания, с моральным ригоризмом, с религиозным отношением к социализму расшаталось, и
в некоторых
кругах интеллигенции и полуинтеллигенции
в результате разочарования революцией началось настоящее моральное разложение.
Но все происходило
в довольно замкнутом
круге, оторванном от широкого социального движения.
А. Волынский был одним из первых
в защите
в литературной критике философского идеализма, он хотел, чтобы критика была на высоте великой русской литературы, и прежде всего на высоте Достоевского и Л. Толстого, и резко нападал на традиционную русскую критику, Добролюбова, Чернышевского, Писарева, которые все еще пользовались большим авторитетом
в широких
кругах интеллигенции.
Многое мне делалось противно, и я уходил из разных
кругов, часто демонстративно порывал с ними, даже переезжал
в другой город.
Мне всегда была неприятна литературщина, тепличная атмосфера, замкнутость
в узком
кругу, эгоцентризм поэтов, ждущих восхваления их стихов, бессознательная лживость увлеченных оккультными течениями, отсутствие притока свежего воздуха, воздуха вселенной.
Несчастье культурного ренессанса начала XX века было
в том, что
в нем культурная элита была изолирована
в небольшом
круге и оторвана от широких социальных течений того времени.
Интересно, что
в то время очень хотели преодолеть индивидуализм, и идея «соборности», соборного сознания, соборной культуры была
в известных
кругах очень популярна.
Это течение не имело широкого распространения и существовало лишь
в петербургских литературных
кругах.
Об его книге «Столп и утверждение истины», книге блестящей, имевшей большой успех и влияние
в некоторых
кругах, я написал статью под названием «Стилизованное православие».
Раскол, характерный для русской истории, раскол, нараставший весь XIX век, бездна, развернувшаяся между верхним утонченным культурным слоем и широкими
кругами, народными и интеллигентскими, привели к тому, что русский культурный ренессанс провалился
в эту раскрывшуюся бездну.
По переезде
в Москву, через С. Булгакова, с которым меня связывали уж старые отношения, у меня произошла встреча с наиболее характерными православными
кругами, раньше мне чуждыми, с самой сердцевиной русского православия.
Булгаков
в это время был уже близок с этим
кругом, и это означало значительный поворот вправо, религиозно и политически.
Меня интересовал этот мир, я искренно хотел более проникнуть
в тайну православия и надеялся найти там большую серьезность, чем
в петербургских литературных
кругах.
Нужно еще сказать об А.Р. Минцловой, которая одно время играла большую роль
в литературных
кругах, увлекающихся оккультизмом.
Чтобы жить достойно и не быть приниженным и раздавленным мировой необходимостью, социальной обыденностью, необходимо
в творческом подъеме выйти из имманентного
круга «действительности», необходимо вызвать образ, вообразить иной мир, новый по сравнению с этой мировой действительностью (новое небо и новую землю).
Я остался духовным противником тоталитарного коммунизма как
в России, так и на Западе, что не мешало невежественным и маниакальным
кругам эмиграции считать меня если не коммунистом, то коммюнизаном.
Только по переезде
в Париж у меня началось общение с более широкими
кругами эмиграции, но, главным образом, с левыми, которые были для меня более выносимы.
Я вполне вошел
в жизнь Запада,
в мировую ширь лишь
в Париже, и у меня началось интенсивное общение с западными
кругами.
Во встречах и общении русских православных
кругов с западными христианскими
кругами, по-моему, происходила настоящая мистификация, и
в ней, без всякого желания с моей стороны, я сыграл большую роль.
Английские и англо-католические
круги, сочувствуя русскому православию, часто,
в сущности, сочувствовали мне.
Консервативные правые
круги в эмиграции, заинтересованные
в поддержании сношений с англиканами и американскими протестантами, не стремились рассеять недоразумение.
Русские православные
круги в Париже с профессурой Богословского института во главе
в течение ряда лет имели встречи с англиканскими
кругами.
Из форм общения с французскими и иностранными
кругами наиболее интересными для меня были декады
в Pontigny.
Потом
в «Русском патриоте», когда
в него вошла группа молодых писателей, я напечатал статью «Трансформация национализма и интернационализма», которая шокировала некоторые
круги русской эмиграции.