Цитаты со словом «собой»
Область
поиска
поиска
Область
поиска
поиска
Книги, написанные о себе, очень эгоцентричны.
Автор вспоминает о других людях и событиях и говорит больше всего о себе.
Есть несколько типов книг, написанных о себе и своей жизни.
Воспоминание о прошлом никогда не может быть пассивным, не может быть точным воспроизведением и вызывает к себе подозрительное отношение.
Гёте написал книгу о себе под замечательным заглавием «Поэзия и правда моей жизни».
В книге, написанной мной о себе, не будет выдумки, но будет философское познание и осмысливание меня самого и моей жизни.
Но эгоцентризм, в котором всегда есть что-то отталкивающее, для меня искупается тем, что я самого себя и свою жизненную судьбу делаю предметом философского познания.
Дело идет о самопознании, о потребности понять себя, осмыслить свой тип и свою судьбу.
В познании о себе самом человек приобщается к тайнам, неведомым в отношении к другим.
Я решаюсь занять собой не только потому, что испытываю потребность себя выразить и отпечатлеть свое лицо, но и потому, что это может способствовать постановке и решению проблем человека и человеческой судьбы, а также пониманию нашей эпохи.
Противоречив замысел моей книги уже потому, что самый скрытный человек пытается себя раскрыть.
Несмотря на западный во мне элемент, я чувствую себя принадлежащим к русской интеллигенции, искавшей правду.
Кроме того, я сознаю себя мыслителем аристократическим, признавшим правду социализма.
Человек — микрокосм и заключает в себе все.
Но я твердо знаю, что я изначально чувствовал себя попавшим в чуждый мне мир, одинаково чувствовал это и в первый день моей жизни, и в нынешний ее день.
Христиане должны себя чувствовать не имеющими здесь пребывающего града и града грядущего взыскующими.
Но то первичное чувство, которое я здесь описываю, я не считал в себе христианской добродетелью и достижением.
Но я никогда не мог открыть в себе ничего похожего на Эдипов комплекс, из которого Фрейд создал универсальный миф.
В сущности, мать всегда была более француженка, чем русская, она получила французское воспитание, в ранней молодости жила в Париже, писала письма исключительно по-французски и никогда не научилась писать грамотно по-русски, будучи православной по рождению, она чувствовала себя более католичкой и всегда молилась по французскому католическому молитвеннику своей матери.
Но я чувствовал себя родившимся в лесу и более всего любил лес.
Если глубина духа и высшие достижения личности ничего наследственного в себе не заключают, то в душевных и душевно-телесных свойствах есть много наследственного.
Она представляла собой классический тип русской няни.
В воображении часто представлял себе, какой будет усадьба, непременно около леса, столь мною любимого.
Моя тетя что-то вязала для императрицы Марии Федоровны, c которой была близка, и в то же время презирала русских монархистов и даже главных деятелей не пускала к себе в дом.
Но жил дома и был приходящим, что представляло собой исключение.
Когда я поступил во второй класс кадетского корпуса и попал во время перемены между уроками в толпу товарищей кадетов, я почувствовал себя совершенно несчастным и потерянным.
Учился я всегда посредственно и всегда чувствовал себя мало способным учеником.
Психологически я себе объясняю, почему я всегда был неспособным учеником, несмотря на очень раннее мое умственное развитие и на чтение книг, которых в моем возрасте никто не читал.
Я, в сущности, никогда не мог ничего пассивно усвоить, просто заучить и запомнить, не мог поставить себя в положение человека, которому задана задача.
Я сам составлял себе план занятий.
Думая о физическом труде и тренировке тела, я на опыте подтверждаю для себя глубокое убеждение, что человек есть микрокосм, потенциальная величина, что в нем все заложено.
Когда я наблюдаю современное поколение молодежи, увлеченное милитаризацией и идеалом военного, то это вызывает во мне особенное раздражение, потому что я получил военное воспитание, испытал на себе военную дисциплину, знаю, что такое значит принадлежать к военному коллективу.
Я считаю себя человеком храбрым, морально храбрым в максимальном смысле, но и физически храбрым в важные моменты жизни.
Я боюсь именно болезней, заразы, всегда представляю себе дурной исход болезни.
Вероятно, из гордости я себя держал так, чтобы не было и поводов для наказания.
Но я не был эгоцентриком, то есть не был исключительно поглощен собой и не относил всего к себе.
Человек огромного самомнения может себя чувствовать слитым с окружающим миром, быть очень социализированным и иметь уверенность, что в этом мире, совсем ему не чуждом, он может играть большую роль и занимать высокое положение.
Я отнюдь не застенчивый человек, и я всегда говорил и действовал уверенно, если это не касалось деловой, «практической» стороны жизни, где я всегда себя чувствовал беспомощным.
Я не только выхожу из себя к миру мысли, но и к миру социальному.
Мое «я» переживает себя как пересечение двух миров.
У меня есть брезгливость и к самому себе.
Я боролся с миром не как человек, который хочет и может победить и покорить себе, а как человек, которому мир чужд и от власти которого он хочет освободить себя.
Я прежде всего должен признать в себе очень большую силу воображения.
Я находил в себе духовные силы пережить смерть людей, но совершенно изнемогал от ожидания этой смерти в воображении.
Мне еще близко то, что сказал о себе вообще не близкий мне Морис Баррес: «Mon évolution ne fut jamais une course vers quelque chose, mais une fuite vers ailleurs» [«Мое развитие никогда не определялось стремлением к чему-то конкретно, а всегда было направлено за его пределы, к другому» (фр.).].
Я всегда чувствовал себя далеким от того, что называют «жизнью».
И тут я вижу в себе страшное противоречие.
Когда мне кто-нибудь говорил, что воздержание от мясной пищи дается трудной борьбой, то мне это было мало понятно, потому что у меня всегда было отвращение к мясной пище, и я должен был себя пересиливать, чтобы есть мясо.
Во мне было что-то ставрогинское, но я преодолел это в себе.
Я усматриваю в себе целый ряд сплетающихся противоречий.