В этих словах намечается уже религиозная драма, пережитая Гоголем. Лермонтов не был ренессансным человеком, как был Пушкин и, может быть, один лишь Пушкин, да и то не вполне. Русская литература пережила влияние романтизма, который есть явление западноевропейское. Но по-настоящему у нас не было ни романтизма, ни классицизма. У нас происходил
все более и более поворот к религиозному реализму.
Неточные совпадения
У народов Западной Европы
все гораздо
более детерминировано и оформлено,
все разделено на категории и конечно.
Этот вольтерианский налет оставался в известной части русского дворянства и
весь XIX в., когда у нас появились уже
более самостоятельные и глубокие направления мысли.
Русская литература будет носить моральный характер,
более чем
все литературы мира, и скрыто-религиозный характер.
Достоевский
более всего интересовался судьбой русского интеллигента, которого он называет скитальцем петербургского периода русской истории.
Юридизм, формализм, аристократизм они относят к духу Рима, с которым
более всего боролись.
Более всего любил он не Средние века, а Ренессанс.
Нельзя
более любить Россию, чем люблю ее я, но я никогда не упрекал себя за то, что Венеция, Рим, Париж, сокровища их наук и искусства,
вся история их — мне милее, чем Россия.
Дорогие там лежат покойники, каждый камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и свою науку, что я знаю заранее, паду на землю и буду целовать эти камни и плакать над ними — в то же время убежденный
всем сердцем своим в том, что
все это уже давно кладбище и никак не
более».
Знаете ли вы, как дороги нам эти „чудеса“ и как любим и чтим,
более чем братски любим и чтим мы великие племена, населяющие ее, и
все великое и прекрасное, совершенное ими?
Достоевский
более всего свидетельствует о том, что славянофильство и западничество одинаково подлежат преодолению, но оба направления войдут в русскую идею, как и всегда бывает в творческом преодолении (Aufhebung у Гегеля).
Он восклицает: «Социальность, социальность или смерть!» Белинский является предшественником русского коммунизма, гораздо
более Герцена и
всех народников.
Достоевский не хочет мира без свободы, не хочет и рая без свободы, он
более всего возражает против принудительного счастья.
Индивидуалистический социализм был и у Герцена, который
более всего дорожил личностью, а в 70-е годы у Н. Михайловского и П. Лаврова.
Но раскрывается эсхатология гуманизма как серединного царства, и это
более всего раскрывается русской мыслью.
Более всего К. Леонтьев ненавидит эвдемонизм.
Социалисты
более всего не хотят западного пути развития для России, хотят во что бы то ни стало избежать капиталистической стадии.
Но прежде
всего и
более всего он романтик, и он совсем не подходил к реакционерам и консерваторам, как они выражались, в практической жизни.
Религиозный характер русских течений выражался уже в том, что
более всего мучила проблема теодицеи, проблема существования зла.
Хомяковская критика
более всего обличает в философии Гегеля исчезновение сущего, субстрата.
В ней меньше той синтезирующей примирительности, которая часто раздражает в Соловьеве, раздражает
более всего в его «Оправдании добра», системе нравственной философии, в этой статье он мыслит радикально.
Прежде
всего, огромное значение в соловьевском деле имеет его утверждение профетической стороны христианства, и в этом оно
более всего входит в русскую идею.
При
всех уклонах Тареева от традиционного православия, его христианство
более русское, чем христианство Леонтьева, совсем, как было уже сказано, нерусское, византийское, исключительно монашески-аскетическое и авторитарное.
Это и есть
более всего русская идея.
Более прав Достоевский, изображая антихристово начало прежде
всего враждебным свободе и презирающим человека.
Более всего интересовала тема о победе вечной жизни над смертью.
Это вопросы —
все тех же «русских мальчиков», но ставших
более культурными.
Это есть тема прежде
всего космологическая, которая интересовала русскую религиозную мысль
более, чем западную.
Все, мной написанное, относится к философии истории и этике, я
более всего — историософ и моралист, может быть, теософ в смысле христианской теософии Фр.
Более всего я сопротивляюсь тому, что можно назвать ложным объективизмом и что ведет к подчинению индивидуального общему.
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что
всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз и весь Глупов.
Неточные совпадения
Милон. Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать
более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает силою своею
все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
На небе было
всего одно облачко, но ветер крепчал и еще
более усиливал общие предчувствия.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них
более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду
всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его
более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение
всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить, что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу моря и там во
всю мочь кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать больших бунтов, двадцать девять средних возмущений и
более полусотни малых недоразумений. И
все сие с помощью одного своего далеко слышного голоса.