В революции человек хочет освободиться от рабства у государства, у аристократии, у буржуазии, у изголодавшихся святынь и идолов, но немедленно создаются
новые идолы, новые ложные святыни и попадают в рабство к новой тирании.
И в сколь многих из этих писаний каждому свежему чутью слышался поддельный неискренний тон сочувствия и приторная лесть
новому идолу! Прежде, бывало, курили сильным и высоким мира; ныне — «молодому поколению». Мы только переметши ярлычки на кумирах, а сущность осталась та же: мы поклонялись силе, разумной или нет — это все равно: была бы только сила!
Началось новое идолотворение, появилось много
новых идолов и земных божков — «революция», «социализм», «демократия», «интернационализм», «пролетариат» и т. п.
Неточные совпадения
Но к старым
идолам добавлен
новый — рабочий класс, и вера в неизбежность человеческих жертвоприношений продолжает существовать.
Новый человек поклоняется идеалу или
идолу производительности, превращающему человека в функцию производства, поклоняется силе и успеху, беспощаден к слабым, он движим соревнованием в борьбе и, что самое важное, в нем происходит ослабление и почти уничтожение духовности.
Обе сестры, споря между собой, вместе с тем чувствовали страшное ожесточение против младшей сестры и имели на это полное право: Катерина Архиповна еще за два дня приготовила своему
идолу весь
новый туалет: платье ей было сшито
новое, газовое, на атласном чехле; башмаки были куплены в магазине, а не в рядах, а на голову была приготовлена прекрасная коронка от m-me Анет; но это еще не все: сегодня на вечер эта девочка, как именовали ее сестры, явится и в маменькиных брильянтах, которые нарочно были переделаны для нее по
новой моде.
На другой день старуха переехала, но, видно, эта разлука с
идолом была слишком тяжела для Катерины Архиповны, и, видно, страстная мать справедливо говорила, что с ней бог знает что будет, если ошибется в выборе зятя, потому что, тотчас же по переезде на
новую квартиру, она заболела, и заболела бог знает какою-то сложною болезнью: сначала у нее разлилась желчь, потом вся она распухла, и, наконец, у нее отнялись совершенно ноги.
И вместе с этими словами она кинула на него ясный, мягко улыбающийся взгляд, в котором он почувствовал примиренье и забвение, и светлый и радостный, с облегченной душой, с бесповоротной решимостью на
новое дело, Хвалынцев подошел к своему
идолу.