Фарисейство думает, что искупление — в исполнении закона добра, в то время как спасение в том, чтобы преодолеть то различение между добром и злом, которое явилось результатом грехопадения, т. е. преодолеть закон, порожденный этим различием, войти в Царство Божье, которое совсем не есть
царство закона посюстороннего добра.
Неточные совпадения
Христианство открывает благодатное
царство, стоящее выше
закона, по ту сторону
закона.
Этика
закона основана на противоречиях, которые раскрываются в ее собственном
царстве.
Л. Толстой и Евангелие рассматривает в смысле нравственного
закона и нормы, и осуществление
Царства Божьего уподобляется воздержанию от курения и вина.
И вот обнаруживается, что совершенное исполнение
закона и совершенная чистота не спасают, не открывают путей в
Царство Божье.
Христианство открывает пути в
Царство Божье, где нет уже
закона.
Этика
закона дорожит прежде всего
царством мира.
Теократическое благодатное общество символизирует
Царство Божье в природно-историческом порядке, который подлежит
закону.
Так совершает Евангелие прорыв из морали нашего мира, мира падшего и основанного на различении добра и зла, к морали потусторонней, противоположной
закону этого мира, морали райской, морали
Царства Божьего.
И этика, мораль нашего мира, ищет совсем не
Царства Божьего, а ищет оправдания
законом.
Под властью
закона живет человеческое общество, строит свои
царства и цивилизации.
И евангельское откровение о
Царстве Божьем для всей этой строящейся в порядке
закона жизни есть катастрофа, есть апокалипсис и страшный суд.
Ибо в
Царстве Божьем и в совершенной божественной жизни нет ни государства, ни хозяйства, ни семьи, ни науки, нет никакого быта, стоящего под знаком
закона.
Только Евангелие понимает это и указывает новые пути, непонятные для
закона, — любовь к врагам, неосуждение ближних и грешников, мытари и грешники впереди идут в
Царство Небесное, человек выше субботы и пр.
В Евангелии всегда открывается абсолютная жизнь, в нем нет ничего относительного, но абсолютность эта всегда есть раскрытие
Царства Божьего, а не внешняя норма и
закон для нашей жизни.
Вообще ближайшее знакомство с «уездным судом» дало мне еще раз в усложненном виде то самое ощущение изнанки явлений, какое я испытал в раннем детстве при виде сломанного крыльца. В Житомире отец ежедневно уезжал «на службу», и эта «служба» представлялась нам всем чем-то важным, несколько таинственным, отчасти роковым (это было «
царство закона») и возвышенным.
Но верно обратное: именно этот эмпирический, объективированный мир есть царство общего,
царство закона, царство необходимости, царство принуждения универсальными началами всего индивидуального и личного, иной же духовный мир есть царство индивидуального, единичного, личного, царство свободы.
Всякое государство, право, хозяйство — ветхо по существу, принадлежит к
царству закона, послушно необходимости, религиозно пребывает все еще в Ветхом Завете и язычестве.
Неточные совпадения
Так всегда создавалось и продолжает создаваться
царство Кесаря; это его
закон.
Он обличает историческое христианство, историческую церковь в приспособлении заветов Христа к
закону этого мира, в замене
Царства Божьего
царством кесаря, в измене
закону Бога.
Свобода и необходимость, благодать и
закон сплелись в исторической действительности, два
царства проникали друг в друга и смешивались.
Царство науки и научности есть ограниченная сфера «патологического» знания; ее
законам подведомственна не безграничность бытия, а лишь состояние этого бытия в данной плоскости.
Природа —
царство видимого
закона; она не дает себя насиловать; она представляет улики и возражения, которые отрицать невозможно: их глаз видит и ухо слышит.