Неточные совпадения
И
мир философских
идей перестает быть моим
миром, во мне раскрывающимся, делается
миром, мне противостоящим и чуждым,
миром объектным.
История философии будет философским, а не только научным познанием в том лишь случае, если
мир философских
идей будет для познающего его собственным внутренним
миром, если он будет его познавать из человека и в человеке.
При историческом или психологическом исследовании
идей совершенно исчезает вопрос о том, реален ли
мир, который эта
идея выражает.
Но в нашем
мире, когда творец творит какое-нибудь произведение, то оно носит имя этого творца, на нем запечатлена
идея этого творца и в него переходит энергия творца.
Мир и центр
мира человек — творение Бога через Премудрость, через Божьи
идеи и вместе с тем дитя меонической несотворенной свободы, дитя бездны, небытия.
Когда Клагес видит в возникновении сознания, интеллекта, духа декаданс жизни, болезнь, он, в сущности, выражает на языке науки и философии древнее сказание о грехопадении и утере рая, но натурализирует
идею рая и думает, что он возможен в
мире падшем.
Человек и человеческое, человеческая
идея и человеческий образ имеют два истока в древнем
мире, вечных истока — исток библейский и исток греческий.
И основная
идея христианства о человеке есть
идея реалистическая, а не символическая, есть
идея реального преображения и просветления тварной природы человека, т. е. достижение высших качеств, а не символического ознаменования в
мире человеческом
мира нечеловеческого.
Идея ада, о которой речь еще впереди, связана с этим разделением
мира на лагерь добрых и на лагерь злых.
Это видно в судьбе творческих гениев и творческом движении духа в истории, в историческом развитии, в судьбе пророчества и святости в
мире, в судьбе всех озарений, всех интуиций, всех первородных
идей.
Совесть есть воспоминание о том, что такое человек, к какому
миру он принадлежит по своей
идее, Кем он сотворен, как он сотворен и для чего сотворен.
Раскаяние обличает несоответствие между
идеей человека, принадлежащего к умному
миру, и его эмпирическим существованием в земном
мире.
Оно может наступить и вследствие одержимости какой-нибудь фантасмагорической
идеей, на которой человек помешался и которая нарушила равновесие, гармонию и цельность душевного
мира.
Злые фантазмы, творящие
мир, непохожий на сотворенный Богом, не входят в замысел Божьего миротворения, не входят в Божью
идею о человеке.
Это значит, что не должно обожать и обоготворять ничего и никого в
мире, ни людей, близких, родных, царей, ни
идей и ценностей, ни человечества или природы.
Все учение Платона об Эросе носит характер отвлечённый — отвлечения через восхождение по ступеням от
мира чувственного, где даны живые существа, к
миру идейному, где возможна лишь любовь к
идее, к истине, к красоте, к высшему благу.
Но от греко-римского
мира осталась положительная
идея ценности качественного аристократически творческого труда, которая должна быть согласована с библейско-христианской
идеей священно-аскетического значения труда и равенства всех людей перед Богом.
Красота есть Божья
идея о твари, о человеке и
мире.
И если человеческая душа несет в себе образ и подобие Божье, если она есть Божья
идея, то она возникает в вечности, а не во времени, в духовном
мире, а не в природном
мире.
В вечности, в духовном
мире происходит борьба за личность, за осуществление Божьей
идеи.
Невозможно примириться с тем, что Бог мог сотворить
мир и человека, предвидя ад, что он мог предопределить ад из
идеи справедливости, что он потерпит ад как особый круг дьявольского бытия наряду с Царством Божьим.
Эта
идея ада есть, конечно, насквозь человеческая, а не Божья
идея, и она представляет себе конечное завершение мировой жизни не «по ту сторону добра и зла» нашего греховного
мира, а по сю сторону.
Совершенное отрицание хилиастической
идеи есть отрицание самого парадокса, все переносится в вечность, в потусторонность, во времени же, в посюсторонности, остается
мир внебожественный и изгнанный из рая.
— В
мире идей необходимо различать тех субъектов, которые ищут, и тех, которые прячутся. Для первых необходимо найти верный путь к истине, куда бы он ни вел, хоть в пропасть, к уничтожению искателя. Вторые желают только скрыть себя, свой страх пред жизнью, свое непонимание ее тайн, спрятаться в удобной идее. Толстовец — комический тип, но он весьма законченно дает представление о людях, которые прячутся.
Неточные совпадения
— Он говорит, что внутренний
мир не может быть выяснен навыками разума мыслить
мир внешний идеалистически или материалистически; эти навыки только суживают, уродуют подлинное человеческое, убивают свободу воображения
идеями, догмами…
«Нет. Конечно — нет. Но казалось, что она — человек другого
мира, обладает чем-то крепким, непоколебимым. А она тоже глубоко заражена критицизмом. Гипертрофия критического отношения к жизни, как у всех. У всех книжников, лишенных чувства веры, не охраняющих ничего, кроме права на свободу слова, мысли. Нет, нужны
идеи, которые ограничивали бы эту свободу… эту анархию мышления».
Тут Самгин вспомнил о
мире, изображенном на картинах Иеронима Босха, а затем подумал, что Федор Сологуб — превосходный поэт, но — «пленный мыслитель», — он позволил овладеть собой одной
идее —
идее ничтожества и бессмысленности жизни.
— Был, — сказала Варвара. — Но он — не в ладах с этой компанией. Он, как ты знаешь, стоит на своем:
мир — непроницаемая тьма, человек освещает ее огнем своего воображения,
идеи — это знаки, которые дети пишут грифелем на школьной доске…
«
Идея человечества так же наивна, как
идея божества. Пыльников — болван. Никто не убедит меня, что
мир делится на рабов и господ. Господа рождаются в среде рабов. Рабы враждуют между собой так же, как и владыки.
Миром двигают силы ума, таланта».