Неточные совпадения
Для него перестает существовать мир сущих идей и остается только мир идей о сущем, нет уже
Бога, но есть разнообразные идеи о
Боге, которые он исследует, нет уже сущего добра и
зла, но есть разнообразные идеи о добре и
зле и т. д.
Тоска по
Богу в человеческой душе и есть тоска от невозможности остаться навеки с различением добра и
зла, со смертельной горечью оценки.
Вопросу о различении добра и
зла и о происхождении добра и
зла предшествует более первичный вопрос об отношении
Бога и человека, Божественной свободы и человеческой свободы, или благодати и свободы.
Если есть различение добра и
зла, если есть
зло, то неизбежно оправдание
Бога, ибо оправдание
Бога и есть решение вопроса о происхождении
зла.
Против
Бога восстало не только
зло, но и добро, неспособное примириться с самым фактом существования
зла.
Злые ненавидят
Бога за то, что он мешает им творить
зло, добрые готовы ненавидеть
Бога за то, что он не мешает
злым творить
зло, что он допустил существование
зла.
Происхождение
зла объясняется обыкновенно свободой, которой
Бог наделил тварь и которой она злоупотребила.
Свободу, через которую тварь склоняется ко
злу, тварь не от себя имеет, она получила ее от
Бога, т. е. в конце концов она детерминирована
Богом.
Но с Бога-Творца снимается ответственность за свободу, породившую
зло.
Бог в аспекте Бога-Сына нисходит в бездну, в Ungrund, в глубину свободы, из которой рождается
зло, но из которой исходит и всякое добро.
Тогда
Бог совершает второй акт, нисходит в ничто, в бездну свободы, переродившейся во
зло, являет себя не в силе, а в жертве.
Унижает ее не свобода, а
зло, из свободы вытекающее, но
зло это не есть тварность, ибо оно не
Богом сотворено.
И только так можно понять происхождение
зла, не сделав за него ответственным
Бога.
Благодать же исходит от
Бога, а не от человека и не означает обращения человека к
Богу, победу самого человека над
злом и тьмой, не есть ответ человека
Богу.
И в отпадении от райской гармонии, от единства с
Богом человек начал различать и оценивать, вкусил от древа познания добра и
зла, стал по сю сторону добра и
зла.
Когда я познаю добро и
зло, делаю различение и оценку, я теряю невинность и целостность, я отпадаю от
Бога и изгоняюсь из рая.
К целостности, которая недоступна для сознания, к просветлению своей природы, к блаженству в
Боге человек идет через раздвоение, через несчастье и боль, к высшему благу идет через опыт
зла.
Если дьявол целиком подчинен
Богу и является орудием Божьего Промысла, если
Бог пользуется дьяволом в своих благих целях, то, в сущности,
зла не существует.
Пролог на небе в «Фаусте», мотив которого заимствован из книги Иова, говорит о том, что
Бог сам допустил
зло для испытания, для благих целей.
Не только добро, но и
зло находится в руке Божьей и зависит от
Бога.
Парадокс
зла заключается в том, что или
зло находится в руке Божьей и зависит от
Бога, и тогда оно нужно для целей добра, или
зло не зависит от
Бога и
Бог бессилен перед
злом, и тогда добро не есть окончательная онтологическая сила.
Есть парадокс терпимости
Бога к
злу, в который недостаточно вдумываются.
Бог терпит
зло, допускает
зло во имя блага свободы.
Маркион и гностики не понимали свободы и на этом основывали свое ошибочное мнение о творении мира
злым Богом-Демиургом.
Зло определилось другой природой, материальной природой, не
Богом добра сотворенной.
Невозможно судить о
Боге с точки зрения добра, возникшего после грехопадения, с точки зрения посюстороннего различения добра и
зла.
Но теодицея есть оправдание
Бога не с точки зрения нашего добра, а с точки зрения возникновения самого различения между добром и
злом.
Что
Бог находится «по ту сторону добра и
зла», это самоочевидно, ибо по сю сторону добра и
зла находится наш падший мир, а никак не
Бог.
И когда мы ставим вопрос, свободен ли
Бог захотеть
зла, мы применяем к
Богу категории нашего падшего мира.
Жажда искупления есть великое ожидание, что
Бог и
боги примут участие в разрешении мучительной проблемы добра и
зла, примут участие в человеческих страданиях.
Бог снизойдет на землю, как огонь, и сгорит грех и
зло, исчезнет законническое различение добра и
зла и законническое добро, бессильное и терзающее человека.
Жажда искупления есть жажда примирения с
Богом и единственный путь победы над атеизмом, внушенным человеческому сердцу
злом и страданием мира.
И нужно, чтобы сам
Бог низошел в глубь той свободы, в ее бездонную тьму и принял на себя последствия порожденного ею
зла и страдания.
Искупление есть прежде всего примирение человека с
Богом и Творцом, т. е. победа над атеизмом, над естественным отрицанием
Бога из-за
зла и мук мира.
Иногда «
злые», «богоборцы» и «атеисты» могут оказаться более угодны
Богу, чем «добрые», «благочестивые» и «верующие».
Но вот Евангелие уравнивает перед
Богом добрых и
злых, праведных и неправедных.
«
Злыми»
Бог дорожит не меньше, чем «добрыми».
Абсолютное добро, не допускающее существования
зла, возможно лишь в Царстве Божьем, когда будет новое небо и новая земля, когда
Бог будет всяческое во всем.
И вот трагизм нравственной жизни, как было уже сказано, совсем не в столкновении добра и
зла, божественного и дьявольского, трагизм прежде всего в столкновении одного добра с другим добром, одной ценности с другой ценностью — любви к
Богу и любви к человеку, любви к отечеству и любви к близким, любви к науке или искусству и любви и жалости к человеку и т. п.
Во имя высших целей добра, истины, веры, во имя
Бога люди делаются жестокими,
злыми, бессердечными, беспощадными, ничего не способными понять в других людях, никому и ничему не сочувствующими.
Он, столь гордящийся своей верой в
Бога, наименее походит на
Бога, наименее приближается к совершенству Отца Небесного, ибо
Бог терпит
зло и
злых.
На бесконечную терпимость
Бога ко
злу и ко
злым не было обращено достаточного внимания, между тем как это имеет онтологическое значение.
И необходимо побеждать в себе
злую волю к отрицанию ересей и обличению еретиков во имя полноты Божественной истины, во имя общения с
Богом, во имя свободы и любви.
Страх может быть перед
злым зверем или перед инфекционными болезнями, но не перед
Богом.
Злые фантазмы, творящие мир, непохожий на сотворенный
Богом, не входят в замысел Божьего миротворения, не входят в Божью идею о человеке.
Злой мир фантазмов происходит от чувства обиды и претензии к
Богу и к Божьему миру.
Во имя любви творят много
зла — и во имя любви к
Богу, и во имя любви к человеку, и во имя любви к добру и к идее, особенно во имя любви к добру и к идее.
Совсем не объективная справедливость
Бога определяет человека к переживанию этих адских кошмаров и
злых сновидений, а иррациональная свобода человека, притягивающая к домирному небытию.
Ад представлялся человеческому сознанию в двух формах — или в форме печальной судьбы и гибели человечества вообще, потому что спасения нет, спасение не открылось и никто не попадет в Царство Божье, которое есть царство
богов, или в форме торжества карательной справедливости над
злыми, после того как открылось спасение добрых.
Ни
Бог, ни человек не могут изнасиловать
злых и принудить их к добру и райскому блаженству.
Неточные совпадения
Слесарша. Милости прошу: на городничего челом бью! Пошли ему
бог всякое
зло! Чтоб ни детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку не было!
«Вишь, тоже добрый! сжалился», — // Заметил Пров, а Влас ему: // — Не
зол… да есть пословица: // Хвали траву в стогу, // А барина — в гробу! // Все лучше, кабы
Бог его // Прибрал… Уж нет Агапушки…
«Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили молоко и т. д. Стали бы они шалить? Они бы с голоду померли. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями, мыслями, без понятия о едином
Боге и Творце! Или без понятия того, что есть добро, без объяснения
зла нравственного».
Бывало, льстивый голос света // В нем
злую храбрость выхвалял: // Он, правда, в туз из пистолета // В пяти саженях попадал, // И то сказать, что и в сраженье // Раз в настоящем упоенье // Он отличился, смело в грязь // С коня калмыцкого свалясь, // Как зюзя пьяный, и французам // Достался в плен: драгой залог! // Новейший Регул, чести
бог, // Готовый вновь предаться узам, // Чтоб каждым утром у Вери // В долг осушать бутылки три.
Вот нас честит! // Вот первая, и нас за никого считает! //
Зла, в девках целый век, уж
бог ее простит.