Страх есть ожидание страданий, ударов, лишений, наступления врага, который отнимет
блага жизни, отнимет и самую жизнь, ожидание болезни, бедности, беспомощности и беззащитности.
Неточные совпадения
«
Жизнь» есть высшее
благо и верховная ценность, «добро» есть все, что доводит «
жизнь» до максимума, «зло» есть все, что умаляет «
жизнь» и ведет к смерти и небытию.
Переизбыточная
жизнь есть
благо и ценность, даже если она несет страдание, а не счастье, если она порождает трагедию.
Жизнь должна иметь смысл, чтобы быть
благом и ценностью.
Не просто
жизнь, а духовная
жизнь,
жизнь, поднимающаяся к Богу, не количество
жизни, а качество ее есть высшее
благо и ценность.
Телеологическая точка зрения, соединенная с учением о свободе воли, может быть формулирована так: человек должен подчинить свою
жизнь поставленной ему верховной цели и ей иерархически подчинить все остальные нижепоставленные цели, свобода же воли дает ему возможность подчинить свою
жизнь этому верховному
благу.
Нравственное
благо дается человеку не как цель, а как внутренняя сила, освещающая его
жизнь.
Этика до глубины должна сознать, что в человеческой
жизни разворачивается трагическое столкновение добра с добром, свободная борьба за ценности и
блага, между собою сталкивающиеся.
Свободная совесть есть величайшее нравственное
благо и самое условие возможности нравственной
жизни.
Он есть великое
благо, и он же несет опасность опошления
жизни, выветривания, выбрасывания на поверхность, отрыва от глубины.
«Хлеб» тут символ нужного для поддержания и развития
жизни хозяйственного
блага.
На почве идеологии буржуазно-капиталистической и социалистически-капиталистической не может быть даже поставлена внутренняя проблема труда, ибо для них не существует личности как верховной ценности; ценность личности, ее внутренней
жизни и судьбы, заслонена и задавлена ценностями хозяйственно-экономических
благ, ценностями хозяйственной мощи общества или справедливым распределением в нем хозяйственных
благ.
Такова этическая установка вовне, в
жизни социальной, этическая же установка в глубину, в отношении к
жизни духовной, требует духовной свободы от власти собственности над человеческой душой, аскезы в отношении к материальной собственности, преодоления греховной похоти к материальным
благам, недопущения себя до рабства у мира.
Рост экономической производительности, увеличение власти человека над стихийными силами природы и умножение хозяйственных ценностей есть само по себе
благо и источник
жизни.
Добро,
благо есть
жизнь, сила и полнота
жизни, вечность
жизни.
Этика должна строиться не в перспективе
блага и счастья этой бесконечной
жизни, а в перспективе неизбежной смерти и победы над смертью, в перспективе воскресения и вечной
жизни.
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными
благами жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
О, дайте, дайте нам всевозможные
блага жизни (именно всевозможные, дешевле не помиримся) и особенно не препятствуйте нашему нраву ни в чем, и тогда и мы докажем, что можем быть хороши и прекрасны.
Но я чувствовал глубокий разрыв не только с дворянским обществом, но и с так называемым либеральным и даже радикальным обществом, которое все-таки было обществом легальным, которое пользовалось
благами жизни, не подвергаясь никаким опасностям, несмотря на свою оппозиционность.
Этот профессор принадлежал к университетским замухрышкам, которые всю жизнь тянут самую неблагодарную лямку: работают за десятерых, не пользуются
благами жизни и кончают тем, что оставляют после себя несколько томов исследования о каком-нибудь греческом придыхании и голодную семью.
Неточные совпадения
— Неужели эти сотни миллионов людей лишены того лучшего
блага, без которого
жизнь не имеет смысла?
Он чувствовал, что, кроме
благой духовной силы, руководившей его душой, была другая, грубая, столь же или еще более властная сила, которая руководила его
жизнью, и что эта сила не даст ему того смиренного спокойствия, которого он желал.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего
блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы
жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей
жизни выбрать один и желать этого одного.
«Я, воспитанный в понятии Бога, христианином, наполнив всю свою
жизнь теми духовными
благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими
благами, я, как дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута
жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».
Сколько раз он говорил себе, что ее любовь была счастье; и вот она любила его, как может любить женщина, для которой любовь перевесила все
блага в
жизни, ― и он был гораздо дальше от счастья, чем когда он поехал за ней из Москвы.