Неточные совпадения
Даже трудно представить его себе в таком спокойном состоянии: ни малейшего всплеска у
берега, ни малейшей ряби
на его гладкой поверхности.
Касатка то опускалась вглубь, то снова всплывала
на поверхность воды, порой она совсем близко подходила к
берегу и вдруг бросалась назад, издавая какие-то странные звуки, похожие
на грузные вздохи или заглушённое мычание.
Время было весеннее. Лодка шла вдоль
берега и попадала то в полосы прохладного морского воздуха, то в струи теплого, слегка сыроватого ветерка, дующего с материка. Яркое июньское солнце обильно изливало
на землю теплые и живительные лучи свои, но по примятой прошлогодней траве, по сырости и полному отсутствию листвы
на деревьях видно было, что земля только что освободилась от белоснежного покрова и еще не успела просохнуть как следует.
И, действительно, часов в одиннадцать утра Копинка, стоявший
на руле, вдруг как-то насторожился. Он уставился глазами в одну точку, пригнулся книзу и стал шопотом издавать звуки: ти-ти-ти-ти, что означало предупреждение не шевелиться и соблюдать тишину. Вслед за тем он стал быстро направлять лодку к
берегу.
Они просто ходили по
берегу, иногда стояли неподвижно и лениво поглядывали
на беспредельную ширь океана.
Очевидно, лоси привыкли к тому, что сюда можно выходить во всякое время дня и ночи, чтобы понежиться
на прохладном морском
берегу, где нет докучливых, кровь сосущих насекомых.
Впереди, шагах в трехстах от
берега, выдвигалась в море высокая гряда камней, около которых пенилась и шумела вода. Копинка налег
на руль, и через две-три минуты эти камни заслонили от нас животных.
Как только лодка коснулась
берега, оба ороча, Крылов и Вихров схватили винтовки и выскочили в воду, за ними последовал Рожков; я вышел последним. Мы вдвоем с Рожковым принялись подтаскивать лодку, чтобы ее не унесло ветром и течением, а остальные люди побежали к камням. Скоро они взобрались
на них и начали целиться из ружей. Три выстрела произошли почти одновременно. Затем они поспешно перебрались через гряду и скрылись из наших глаз.
Привязав лодку к концу бревна, погребенного в гальке, мы пошли туда, где были охотники. Когда мы взобрались
на каменистый гребень, я увидел небольшую бухту с низким пологим
берегом, поросшим хвойным лесом.
Как только внутренности были извлечены наружу, орочи отрезали печень и положили ее
на весло около лодки. Вооружившись ножами, они стали крошить ее
на мелкие кусочки и есть с таким аппетитом, что я не мог удержаться и сам попробовал кусочек печени, предварительно прополоскав его в воде. Ничего особенного. Как и всякое парное мясо, она была теплая и довольно безвкусная. Я выплюнул ее и пошел к
берегу моря.
Этот
берег — ровный как стена, высотой до 200 метров, скалистый и обрывистый — тянется
на протяжении 48 километров.
Мы держались от
берега на таком расстоянии, чтобы можно было сразу обозревать всю толщу горных пород и жилы, которые их прорезают. Около полудня наши лодки отошли от реки Аука километров
на шесть. В это время сидящий
на веслах Копинка что-то сказал Намуке, стоящему у руля. Тот быстро обернулся. Копинка перестал грести и спросил своего товарища, не лучше ли заблаговременно возвратиться.
Небо тоже изменилось. Оно стало беловатым. Откуда-то сразу появились тонкие слоистые тучи. Сквозь них еще виднелся диск солнца, но уже не такой ясный, как раньше.
На него можно было смотреть невооруженным глазом. Тучи быстро сгущались. Когда я второй раз взглянул
на небо, то местонахождение солнца определил только по неясно расплывчатому светлому пятну. Кое-где у
берега появились клочья тумана. Скоро начал моросить дождь.
«Неужели мы не найдем какого-нибудь угла около
берега, который дал бы нам хоть временное укрытие?» — думал я, со страхом и с тоской поглядывая
на высокие скалы.
Намука тотчас навалился
на руль, и лодка стала приближаться к
берегу.
В море он выступал метров
на двадцать и вместе с прилегающей к нему частью
берега образовывал как бы двугранный угол.
Намука подвел лодку к камню, и мы тотчас вышли
на него. Все сразу повеселели. Вихров и Крылов стали откачивать воду, а я с орочами принялся осматривать
берег, к которому мы пристали. Наше укрытие представляло собою ловушку, из которой можно было выбраться только по воде. Базальтовая жила упиралась в отвесную скалу. Каких-нибудь выступов или карнизов, по которым можно было бы взобраться наверх, не было.
Однако холод давал себя чувствовать. Мы поплыли дальше и не успели сделать десятка ударов веслами, как подошли к песчаной косе. Волны с шипением взбегали
на пологий
берег и беззвучно отходили назад.
Как-то в этот день маршрут затянулся, и
на бивак мы встали совсем в сумерки. Остановились мы с правой стороны реки среди молодого ельника у подножья высокой скалы. Место мне показалось удобным: с одной стороны от ветра нас защищал
берег, с другой — лес, с третьей — молодой ельник.
В это время идущий впереди Ноздрин остановился и грузно опустился
на край нарты. Мы оба следовали за ним и как будто только этого и ждали. Рожков немедленно сбросил с плеч лямку и тоже сел
на нарту, а я подошел к
берегу и привалился к вмерзшему в лед большому древесному стволу, наполовину занесенному песком и илом.
Словно веревочка, она шла наискось и скрывалась в кустарниках
на другом
берегу.
Стало так темно, что мы то и дело натыкались то
на обрывистый
берег, то
на ледяной торос, то
на колодник, вмерзший в мокрый песок.
Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел
на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку.
Неточные совпадения
Под
берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади // С порожними телегами // Да дети видны тут. // А дальше, где кончается // Отава подкошенная, // Народу тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог
на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила,
берегла… — // «А зельем не поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // — Будь жалостлив, будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет совести, //
На шее — нет креста!
По низменному
берегу //
На Волге травы рослые, // Веселая косьба. // Не выдержали странники:
Бежит лакей с салфеткою, // Хромает: «Кушать подано!» // Со всей своею свитою, // С детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, // Пошел помещик завтракать, // Работы осмотрев. // С реки из лодки грянула // Навстречу барам музыка, // Накрытый стол белеется //
На самом
берегу… // Дивятся наши странники. // Пристали к Власу: «Дедушка! // Что за порядки чудные? // Что за чудной старик?»
Еремеевна. Ах, Создатель, спаси и помилуй! Да кабы братец в ту ж минуту отойти не изволил, то б я с ним поломалась. Вот что б Бог не поставил. Притупились бы эти (указывая
на ногти), я б и клыков
беречь не стала.