Неточные совпадения
Ущелье,
по которому мы шли, было длинное и
извилистое. Справа и слева к нему подходили другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился шире и постепенно превращался в долину. Здесь на деревьях были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд шел впереди и все время внимательно смотрел под ноги. Порой он нагибался к земле и разбирал листву руками.
Спускаться
по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой
извилистой линии
по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа.
По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз
по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
По словам туземцев, Куандинза течет
по весьма
извилистому ложу; она очень бурлива и порожиста.
Река Вангоу имеет вид горной таежной речки, длиной около 20 км, протекающей
по продольной межскладчатой долине, покрытой отличным строевым лесом. На этом протяжении она принимает в себя 5 небольших притоков: 3 с левой стороны — Тунца [Дун-ча — восточное разветвление.], Сяоца [Сяо-ча — малое разветвление.] и Сиявангул [Сяо-ван-гоу-эр — малая
извилистая долина.], и 2 с правой — Та-Сица [Да-си-ча — большое западное разветвление.] и Сяо-Сица [Сяо-си-ча — малое западное разветвление.].
Далее тропа идет
по реке Вандагоу [Вань-да-гоу —
извилистая большая долина.], впадающей в Тютихе недалеко от устья. Она длиной около 12 км, в верхней части — лесистая, в нижней — заболоченная. Лес — редкий и носит на себе следы частых пожарищ.
После короткого отдыха на перевале мы начали спускаться к реке Дунце, протекающей
по небольшой
извилистой долине, поросшей березой, бархатом и тополем. Вскоре мы наткнулись на какой-то забор.
Неточные совпадения
Сманила Гришу узкая, //
Извилистая тропочка, // Через хлеба бегущая, // В широкий луг подкошенный // Спустился он
по ней.
Пред ним, в загибе реки за болотцем, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались
по светлозеленой отаве серые
извилистые валы. Следом за бабами шли мужики с вилами, и из валов выростали широкие, высокие, пухлые копны. Слева
по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и на место их навивались нависающие на зады лошадей тяжелые воза душистого сена.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки
по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось
по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве
по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью,
по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Держа руки в карманах, бесшумно шагая
по мягкому ковру, он представил себе
извилистый ход своей мысли в это утро и остался доволен ее игрой. Легко вспоминались стихи Федора Сологуба: