Неточные совпадения
Он упал на
дерево и повис на нем так, что голова и передние лапы свесились
по одну сторону, а задняя часть тела —
по другую.
Сумерки в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени.
По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и стволы
деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше не показывалась.
Он потянулся к
дереву, взял свое ружье и стал гладить рукой
по ложу.
Ущелье,
по которому мы шли, было длинное и извилистое. Справа и слева к нему подходили другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился шире и постепенно превращался в долину. Здесь на
деревьях были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд шел впереди и все время внимательно смотрел под ноги. Порой он нагибался к земле и разбирал листву руками.
Во-первых, на тропе нигде не было видно конских следов, во-вторых,
по сторонам она не была очищена от ветвей; наши лошади пробирались с трудом и все время задевали вьюками за
деревья.
День склонялся к вечеру.
По небу медленно ползли легкие розовые облачка. Дальние горы, освещенные последними лучами заходящего солнца, казались фиолетовыми. Оголенные от листвы
деревья приняли однотонную серую окраску. В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие. Из длинных труб фанз вились белые дымки. Они быстро таяли в прохладном вечернем воздухе.
По дорожкам кое-где мелькали белые фигуры корейцев. Внизу, у самой реки, горел огонь. Это был наш бивак.
Деревья по берегам проток исчезли, и их место заняли редкие, тощие кустарники.
Погода была пасмурная. Дождь шел не переставая.
По обе стороны полотна железной дороги тянулись большие кочковатые болота, залитые водой и окаймленные чахлой растительностью. В окнах мелькали отдельные
деревья, телеграфные столбы, выемки. Все это было однообразно. День тянулся долго, тоскливо. Наконец стало смеркаться. В вагоне зажгли свечи.
Всюду
по низинам стояла вода, и если бы не
деревья, торчащие из луж, их можно было бы принять за озера.
Они прыгали
по тропе и близко допускали к себе человека, но, когда подбегали к ним собаки, с шумом поднимались с земли и садились на ближайшие кусты и
деревья.
Среди этой массы воды русло реки отмечалось быстрым течением и
деревьями, росшими
по берегам ее.
Гольды рассказывают, что уссурийский уж вообще большой охотник до пернатых.
По их словам, он высоко взбирается на
деревья и нападает на птиц в то время, когда они сидят в гнездах. В особенности это ему удается в том случае, если гнездо находится в дупле. Это понятно. Но как он ухитрился поймать такую птицу, которая бегает и летает, и как он мог проглотить кулика, длинный клюв которого, казалось бы, должен служить ему большой помехой?
Путешествие
по тайге всегда довольно однообразно. Сегодня — лес, завтра — лес, послезавтра — опять лес. Ручьи, которые приходится переходить вброд, заросшие кустами, заваленные камнями, с чистой прозрачной водой, сухостой, валежник, покрытый мхом, папоротники удивительно похожи друг на друга. Вследствие того что
деревья постоянно приходится видеть близко перед собой, глаз утомляется и ищет простора. Чувствуется какая-то неловкость в зрении, является непреодолимое желание смотреть вдаль.
Если поваленные
деревья невелики, их перерубают топорами, если же дорогу преграждает большое
дерево, его стесывают с боков и сверху, чтобы дать возможность перешагнуть лошадям. Все это задерживает вьюки, и потому движение с конями
по тайге всегда очень медленно.
Та к как тропа в лесу часто кружит и делает мелкие извилины, которые
по масштабу не могут быть нанесены на планшет, то съемщику рекомендуется идти сзади на таком расстоянии, чтобы хвост отряда можно было видеть между
деревьями.
В чаще, где ничего не видно, направление приходится брать
по звуку, например
по звону колокольчика, ударам палки о
дерево, окрикам, свисткам и т.д.
Долина Улахе является одной из самых плодородных местностей в крае.
По ней растут в одиночку большие старые вязы, липы и дубы. Чтобы они не заслоняли солнца на огородах, с них снимают кору около корней.
Деревья подсыхают и затем идут на топливо.
Рододендроны были теперь в полном цвету, и от этого скалы, на которых они росли, казались пурпурно-фиолетовыми. Долину Фудзина можно назвать луговой. Старый дуб, ветвистая липа и узловатый осокорь растут
по ней одиночными
деревьями. Невысокие горы
по сторонам покрыты смешанным лесом с преобладанием пихты и ели.
Эта бойкая и подвижная птица с белым, черным и красным оперением все время перелетала с одного
дерева на другое, часто постукивала носом
по коре и, казалось, прислушивалась, стараясь
по звуку угадать, дуплистое оно или нет.
Тихонько я пополз
по кустам назад и через минуту добрался до другого большого
дерева.
В горах растительный слой почвы очень незначителен, поэтому корни
деревьев не углубляются в землю, а распространяются
по поверхности.
Долинный лес иногда бывает так густ, что сквозь ветки его совершенно не видно неба. Внизу всегда царит полумрак, всегда прохладно и сыро. Утренний рассвет и вечерние сумерки в лесу и в местах открытых не совпадают
по времени. Чуть только тучка закроет солнце, лес сразу становится угрюмым, и погода кажется пасмурной. Зато в ясный день освещенные солнцем стволы
деревьев, ярко-зеленая листва, блестящая хвоя, цветы, мох и пестрые лишайники принимают декоративный вид.
Мое движение испугало зверька и заставило быстро скрыться в норку.
По тому, как он прятался, видно было, что опасность приучила его быть всегда настороже и не доверяться предательской тишине леса. Затем я увидел бурундука. Эта пестренькая земляная белка, бойкая и игривая, проворно бегала
по колоднику, влезала на
деревья, спускалась вниз и снова пряталась в траве. Окраска бурундука пестрая, желтая;
по спине и
по бокам туловища тянется 5 черных полос.
Я узнал огромный кедр, у которого останавливался, перешел через ручей
по знакомому мне поваленному
дереву, миновал каменную осыпь и незаметно подошел к тому колоднику, на котором бурундук сушил свои запасы.
От гнуса может быть только 2 спасения: большие дымокуры и быстрое движение. Сидеть на месте не рекомендуется. Отдав приказ вьючить коней, я подошел к
дереву, чтобы взять ружье, и не узнал его. Оно было покрыто густым серо-пепельным налетом — все это были мошки, прилипшие к маслу. Наскоро собрав свои инструменты и не дожидаясь, когда завьючат коней, я пошел
по тропинке.
С одного
дерева снялась большая хищная птица. Это был царь ночи — уссурийский филин. Он сел на сухостойную ель и стал испуганно озираться
по сторонам. Как только мы стали приближаться к нему, он полетел куда-то в сторону. Больше мы его не видели.
Чем более мы углублялись в горы, тем порожистее становилась река. Тропа стала часто переходить с одного берега на другой.
Деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание к югу. Не было сомнения, что мы ошиблись и пошли не
по той дороге. Наша тропа, вероятно, свернула в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона.
По вершинам
деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось
по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за гор и разом осветили весь лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
Чем ближе мы подходили к хребту, тем лес становился все гуще, тем больше он был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис, реликтовый представитель субтропической флоры, имевшей когда-то распространение
по всему Приамурскому краю. Он имеет красную кору, красноватую древесину, красные ягоды и похож на ель, но ветви его расположены, как у лиственного
дерева.
Характер растительности был тот же самый, что и около поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень и ива росли то группами, то в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина и таволга, опутанные виноградом и полевым горошком, делали некоторые места положительно непроходимыми, в особенности если к ним еще примешивалось чертово
дерево. Идти
по таким кустарникам в жаркий день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною водою.
День близился к концу. Солнце клонилось на запад, от
деревьев по земле протянулись длинные тени. Надо было становиться на ночь. Выбрав место, где есть вода, мы стали устраивать бивак.
Отсюда начинался подъем на хребет. Я взял направление
по отрогу, покрытому осыпями. Интересно наблюдать, как приспособляются
деревья, растущие на камнях. Кажется, будто они сознательно ищут землю и посылают к ней корни
по кратчайшему направлению. Через час мы вступили в область произрастания мхов и лишайников.
Спуск с хребта был не легче подъема. Люди часто падали и больно ушибались о камни и сучья валежника. Мы спускались
по высохшему ложу какого-то ручья и опять долго не могли найти воды. Рытвины, ямы, груды камней, заросли чертова
дерева, мошка и жара делали эту часть пути очень тяжелой.
В самой долине растут низкорослый корявый дуб, похожий скорее на куст, чем на
дерево, дуплистая липа, черная береза; около реки — тальник, вяз и ольха, а
по солнцепекам — леспедеца, таволга, калина, орешник, полынь, тростник, виноград и полевой горошек.
Услышав, что
по тайге кто-то идет, и не зная, кто именно, он спрятался за
дерево.
С первого же раза стрелки поняли, что мы с Дерсу старые знакомые. Он повесил свое ружье на
дерево и тоже принялся меня рассматривать.
По выражению его глаз,
по улыбке, которая играла на его губах, я видел, что и он доволен нашей встречей.
Спуск с хребта длинный и пологий. Идя
по траве, то и дело натыкаешься на обгорелые, поваленные
деревья. Сейчас же за перевалом начинается болото, покрытое замшистым хвойным лесом.
По низине кое-где стояли одиночные
деревья, преимущественно клен, дуб и даурская береза.
Наскоро поужинав, мы пошли с Дерсу на охоту. Путь наш лежал
по тропинке к биваку, а оттуда наискось к солонцам около леса. Множество следов изюбров и диких коз было заметно
по всему лугу. Черноватая земля солонцов была почти совершенно лишена растительности. Малые низкорослые
деревья, окружавшие их, имели чахлый и болезненный вид. Здесь местами земля была сильно истоптана. Видно было, что изюбры постоянно приходили сюда и в одиночку и целыми стадами.
Около реки и вообще
по сырым местам, где больше света, росли: козья ива — полукуст-полудерево; маньчжурская смородина с трехлопастными острозубчатыми листьями; таволожка шелковистая — очень ветвистый кустарник, который легко узнать
по узким листьям, любящий каменистую почву; жасмин — теневое растение с красивыми сердцевидными, заостренными листьями и белыми цветами и ползучий лимонник с темной крупной листвой и красными ягодами, цепляющийся
по кустам и
деревьям.
Я прислушался. Со стороны, противоположной той, куда ушли казаки, издали доносились странные звуки. Точно кто-нибудь рубил там
дерево. Потом все стихло. Прошло 10 минут, и опять новый звук пронесся в воздухе. Точно кто-то лязгал железом, но только очень далеко. Вдруг сильный шум прокатился
по всему лесу. Должно быть, упало
дерево.
Он усердно долбил
деревья и нимало не боялся приближения людей. В другом месте порхало несколько темных дроздов. Рядом
по веткам шоркали 2 уссурийские сойки-пересмешницы. Один раз мы вспугнули сокола-дербнюка. Он низко полетел над землей и скрылся вскоре за
деревьями.
По бокам туловища, между передними и задними ногами имеется эластичная складка кожи, которая позволяет ей планировать от одного
дерева к другому.
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу, под
деревьями, царил полумрак. Дерсу шел медленно и,
по обыкновению, внимательно смотрел себе под ноги. Вдруг он остановился и, не спуская глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил на землю ружье и сошки, бросил топор, затем лег на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
Старые затески на
деревьях привели нас к зверовой фанзе. Судя
по сложенным в ней запасам продовольствия, видно было, что иманские зверовщики уже готовились к соболеванию.
Вечер был тихий и прохладный. Полная луна плыла
по ясному небу, и,
по мере того как свет луны становился ярче, наши тени делались короче и чернее.
По дороге мы опять вспугнули диких кабанов. Они с шумом разбежались в разные стороны. Наконец между
деревьями показался свет. Это был наш бивак.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от
деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой.
По опушкам сонного леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
Мимо меня пробежал заяц;
по начинавшему загораться колоднику прыгал бурундук; с резкими криками от одного
дерева к другому носился пестрый дятел.
Кроме кедра, тополя, ели, пробкового
дерева, пихты и ореха, тут росли: китайский ясень — красивое
дерево с серой корой и с овальными остроконечными листьями; дейция мелкоцветная — небольшое деревце с мелкими черными ягодами; корзиночная ива — весьма распространенная
по всему Уссурийскому краю и растущая обыкновенно
по галечниковым отмелям вблизи рек.
Во время пути я наступил на колючее
дерево. Острый шип проколол обувь и вонзился в ногу. Я быстро разулся и вытащил занозу, но, должно быть, не всю. Вероятно, кончик ее остался в ране, потому что на другой день ногу стало ломить. Я попросил Дерсу еще раз осмотреть рану, но она уже успела запухнуть
по краям. Этот день я шел, зато ночью нога сильно болела. До самого рассвета я не мог сомкнуть глаз. Наутро стало ясно, что на ноге у меня образовался большой нарыв.