Неточные совпадения
Одна
идет к юго-западу и образует хребет Богатую Гриву, протянувшийся вдоль всего полуострова Муравьева-Амурского, а
другая ветвь направляется
к югу и сливается с высокой грядой, служащей водоразделом между реками Даубихе и Сучаном [Су-чан — площадь, засеваемая растением су-цзы, из которого добывают так называемое травяное масло.].
От Шкотова вверх по долине Цимухе сначала
идет проселочная дорога, которая после села Новороссийского сразу переходит в тропу. По этой тропе можно выйти и на Сучан, и на реку Кангоузу [Сан — разлившееся озеро.],
к селу Новонежину. Дорога несколько раз переходит с одного берега реки на
другой, и это является причиной, почему во время половодья сообщение по ней прекращается.
Ущелье, по которому мы
шли, было длинное и извилистое. Справа и слева
к нему подходили
другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился шире и постепенно превращался в долину. Здесь на деревьях были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд
шел впереди и все время внимательно смотрел под ноги. Порой он нагибался
к земле и разбирал листву руками.
Осенью в пасмурный день всегда смеркается рано. Часов в пять начал накрапывать дождь. Мы прибавили шагу. Скоро дорога разделилась надвое. Одна
шла за реку,
другая как будто бы направлялась в горы. Мы выбрали последнюю. Потом стали попадаться
другие дороги, пересекающие нашу в разных направлениях. Когда мы подходили
к деревне, было уже совсем темно.
От гольдских фанз
шли 2 пути. Один был кружной, по левому берегу Улахе, и вел на Ното,
другой шел в юго-восточном направлении, мимо гор Хуанихеза и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы отправить на лодках с гольдами вверх по Улахе, а самим переправиться через реку и по долине Хуанихезы выйти
к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками пройти напрямик в деревню Кокшаровку.
Посидев еще немного, я
пошел дальше. Все время мне попадался в пути свежеперевернутый колодник. Я узнал работу медведя. Это его любимейшее занятие. Слоняясь по тайге, он подымает бурелом и что-то собирает под ним на земле. Китайцы в шутку говорят, что медведь сушит валежник, поворачивая его
к солнцу то одной, то
другой стороной.
Чем более мы углублялись в горы, тем порожистее становилась река. Тропа стала часто переходить с одного берега на
другой. Деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание
к югу. Не было сомнения, что мы ошиблись и
пошли не по той дороге. Наша тропа, вероятно, свернула в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела
к истокам Улахе.
Предоставив им заниматься своим делом, я
пошел побродить по тайге. Опасаясь заблудиться, я направился по течению воды, с тем чтобы назад вернуться по тому же ручью. Когда я возвратился на женьшеневую плантацию, китайцы уже окончили свою работу и ждали меня.
К фанзе мы подошли с
другой стороны, из чего я заключил, что назад мы
шли другой дорогой.
С Крестовой горы можно было хорошо рассмотреть все окрестности. В одну сторону
шла широкая долина Вай-Фудзина. Вследствие того что около реки Сандагоу она делает излом, конца ее не видно. Сихотэ-Алинь заслоняли теперь
другие горы.
К северо-западу протянулась река Арзамасовка. Она загибала на север и терялась где-то в горах. Продолжением бухты Тихой пристани является живописная долина реки Ольги, текущей параллельно берегу моря.
Хребет, по которому мы теперь
шли, состоял из ряда голых вершин, подымающихся одна над
другою в восходящем порядке. Впереди, в 12 км, перпендикулярно
к нему
шел другой такой же хребет. В состав последнего с правой стороны входила уже известная нам Тазовская гора. Надо было достигнуть узла, где соединялись оба хребта, и оттуда начать спуск в долину Сандагоу.
Землистая, сильно избитая, лишенная растительности тропа привела нас
к Сихотэ-Алиню. Скоро она разделилась. Одна
пошла в горы,
другая направилась куда-то по правому берегу Лиственничной. Здесь мы отаборились. Решено было, что двое из нас
пойдут на охоту, а остальные останутся на биваке.
К утру я немного прозяб. Проснувшись, я увидел, что костер прогорел. Небо еще было серое; кое-где в горах лежал туман. Я разбудил казака. Мы
пошли разыскивать свой бивак. Тропа, на которой мы ночевали,
пошла куда-то в сторону, и потому пришлось ее бросить. За речкой мы нашли
другую тропу. Она привела нас
к табору.
От залива Владимира на реку Тадушу есть 2 пути. Один
идет вверх по реке Хулуаю, потом по реке Тапоузе и по Силягоу (приток Тадушу);
другой (ближайший
к морю) ведет на Тапоузу, а затем горами
к устью Тадушу. Я выбрал последний, как малоизвестный.
Пока люди собирали имущество и вьючили лошадей, мы с Дерсу, наскоро напившись чаю и захватив в карман по сухарю,
пошли вперед. Обыкновенно по утрам я всегда уходил с бивака раньше
других. Производя маршрутные съемки, я подвигался настолько медленно, что через 2 часа отряд меня обгонял и на большой привал я приходил уже тогда, когда люди успевали поесть и снова собирались в дорогу. То же самое было и после полудня: уходил я раньше, а на бивак приходил лишь
к обеду.
Не доходя 10 км до перевала, тропа делится на две. Одна
идет на восток,
другая поворачивает
к югу. Если
идти по первой, то можно выйти на реку Динзахе, вторая приведет на Вангоу (притоки Тадушу). Мы выбрали последнюю. Тропа эта пешеходная, много кружит и часто переходит с одного берега на
другой.
У последней земледельческой фанзы тропа разделяется. Одна
идет низом, по болотам, прямо
к морю,
другая —
к броду на Тютихе, в 5 км от устья.
Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней река перегораживается от одного берега до
другого, а в середине оставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба
идет по руслу
к отверстию и падает в решето, связанное из тальниковых прутьев. 2 или 3 раза в сутки китаец осматривает его и собирает богатую добычу.
От хозяина фанзы мы узнали, что находимся у подножия Сихотэ-Алиня, который делает здесь большой излом, а река Тютихе течет вдоль него. Затем он сообщил нам, что дальше его фанзы
идут 2 тропы: одна
к северу, прямо на водораздельный хребет, а
другая — на запад, вдоль Тютихе. До истоков последней оставалось еще 12 км.
На
другой день, 7 сентября, мы продолжали наше путешествие. От китайского охотничьего балагана
шли 2 тропы: одна — вниз, по реке Синанце, а
другая — вправо, по реке Аохобе (по-удэгейски — Эhе, что значит — черт). Если бы я
пошел по Синанце, то вышел бы прямо
к заливу Джигит. Тогда побережье моря между реками Тютихе и Иодзыхе осталось бы неосмотренным.
Около болот тропа разделилась. Одна
пошла влево
к горам, а
другая по намывной полосе прибоя. Эта последняя привела нас
к небольшой, но глубокой протоке, которой озеро Долгое сообщается с морем.
Когда на
другой день я поднялся, солнце было уже высоко. Напившись чаю, мы взяли свои котомки и
пошли к перевалу. Здесь тропа долгое время
идет по хребту, огибая его вершины то с одной, то с
другой стороны. Поэтому кажется, что она то подымается, то опускается и как будто пересекает несколько горных отрогов.
Та
к как при ходьбе я больше упирался на пятку, то сильно натрудил и ее.
Другая нога устала и тоже болела в колене. Убедившись, что дальше я
идти не могу, Дерсу поставил палатку, натаскал дров и сообщил мне, что
пойдет к китайцам за лошадью. Это был единственный способ выбраться из тайги. Дерсу ушел, и я остался один.
За рекой все еще бушевало пламя. По небу вместе с дымом летели тучи искр. Огонь
шел все дальше и дальше. Одни деревья горели скорее,
другие — медленнее. Я видел, как через реку перебрел кабан, затем переплыл большой полоз Шренка; как сумасшедшая, от одного дерева
к другому носилась желна, и, не умолкая, кричала кедровка. Я вторил ей своими стонами. Наконец стало смеркаться.
На 7 км ниже в Санхобе впадает небольшая речка, не имеющая названия. По ней можно выйти
к самым истокам Билембе, впадающей в море севернее бухты Терней. Немного выше устья этой безымянной речки Дунца принимает в себя еще один приток, который китайцы называют Сяоца. Тут тропы разделились: одна
пошла вверх по Дунце, а
другая свернула влево.
Теперь перед нами было 2 ключа: один
шел к северу,
другой —
к западу. Нам, вероятно, следовало
идти по правому, но я по ошибке взял северное направление. Сейчас же за перевалом мы стали на биваке, как только нашли дрова и более или менее ровное место.
Естественно, что наше появление вызвало среди китайцев тревогу. Хозяин фанзы волновался больше всех. Он тайком
послал куда-то рабочих. Спустя некоторое время в фанзу пришел еще один китаец. На вид ему было 35 лет. Он был среднего роста, коренастого сложения и с типично выраженными монгольскими чертами лица. Наш новый знакомый был одет заметно лучше
других. Держал он себя очень развязно и имел голос крикливый. Он обратился
к нам на русском языке и стал расспрашивать, кто мы такие и куда
идем.