Неточные совпадения
Трудно перечислить все
те услуги, которые этот человек оказал мне и моим спутникам.
Не раз, рискуя своей жизнью, он смело бросался на выручку погибающему, и многие обязаны ему жизнью, в
том числе и я лично.
Ширина Стеклянной пади
не везде одинакова:
то она суживается до 100 м,
то расширяется более чем на 1 км.
Стало ясно, что к вечеру нам
не дойти до него, а если бы мы и дошли,
то рисковали заночевать без воды, потому что в это время года горные ключи в истоках почти совсем иссякают.
Даже в
тех случаях, когда мы попадали в неприятные положения, он
не терял хорошего настроения и старался убедить меня, что «все к лучшему в этом лучшем из миров».
Иногда случается, что горы и лес имеют привлекательный и веселый вид. Так, кажется, и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот, горы кажутся угрюмыми, дикими. И странное дело! Чувство это
не бывает личным, субъективным, оно всегда является общим для всех людей в отряде. Я много раз проверял себя и всегда убеждался, что это так.
То же было и теперь. В окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска, было что-то жуткое и неприятное, и это жуткое и тоскливое понималось всеми одинаково.
Сумерки в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере
того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и стволы деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше
не показывалась.
Незнакомец
не рассматривал нас так, как рассматривали мы его. Он достал из-за пазухи кисет с табаком, набил им свою трубку и молча стал курить.
Не расспрашивая его, кто он и откуда, я предложил ему поесть.
Та к принято делать в тайге.
Дерсу остановился и сказал, что тропа эта
не конная, а пешеходная, что идет она по соболиным ловушкам, что несколько дней
тому назад по ней прошел один человек и что, по всей вероятности, это был китаец.
Звериные шкуры, растянутые для просушки, изюбровые рога, сложенные грудой в амбаре, панты, подвешенные для просушки, мешочки с медвежьей желчью [Употребляется китайцами как лекарство от трахомы.], оленьи выпоротки [Плоды стельных маток идут на изготовление лекарств.], рысьи, куньи, собольи и беличьи меха и инструменты для ловушек — все это указывало на
то, что местные китайцы занимаются
не столько земледелием, сколько охотой и звероловством.
Кругом вся земля была изрыта. Дерсу часто останавливался и разбирал следы. По ним он угадывал возраст животных, пол их, видел следы хромого кабана, нашел место, где два кабана дрались и один гонял другого. С его слов все это я представил себе ясно. Мне казалось странным, как это раньше я
не замечал следов, а если видел их,
то, кроме направления, в котором уходили животные, они мне ничего
не говорили.
Некоторые места, где у меня
не было никаких приключений, я помню гораздо лучше, чем
те, где что-нибудь случилось.
Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго еще
не прекращалась.
Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами
не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров огня большого развести было нельзя, и потому все зябли и почти
не спали. Как я ни старался завернуться в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил
то плечо,
то бок,
то спину. Дрова были плохие, они трещали и бросали во все стороны искры. У Дерсу прогорело одеяло. Сквозь дремоту я слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «худой люди».
Чем ближе я присматривался к этому человеку,
тем больше он мне нравился. С каждым днем я открывал в нем новые достоинства. Раньше я думал, что эгоизм особенно свойствен дикому человеку, а чувство гуманности, человеколюбия и внимания к чужому интересу присуще только европейцам.
Не ошибся ли я? Под эти мысли я опять задремал и проспал до утра.
Кто
не бывал в низовьях Лефу во время перелета,
тот не может себе представить, что там происходит.
Вечерняя заря еще пыталась было бороться с надвигающейся
тьмой, но
не могла ее осилить, уступила и ушла за горизонт.
Мусор, разбросанные вещи, покачнувшийся забор, сорванная с петель дверь, почерневший от времени и грязи рукомойник свидетельствовали о
том, что обитатели этого дома
не особенно любили порядок.
Сегодня был особенно сильный перелет. Олентьев убил несколько уток, которые и составили нам превосходный ужин. Когда стемнело, все птицы прекратили свой лет. Кругом сразу воцарилась тишина. Можно было подумать, что степи эти совершенно безжизненны, а между
тем не было ни одного озерка, ни одной заводи, ни одной протоки, где
не ночевали бы стада лебедей, гусей, крохалей, уток и другой водяной птицы.
Таким образом, для
того чтобы достигнуть озера на лодке, нужно было пройти еще 15 км, а напрямик целиной —
не более 2,5 или 3.
Автоматически, почти бессознательно я ломал камыши, порезал руки, но боялся оставить работу и продолжал рвать траву до
тех пор, пока окончательно
не обессилел.
«В самом деле, — подумал я, — житель лесов
не выживет в городе, и
не делаю ли я худо, что сбиваю его с
того пути, на который он встал с детства?»
— Прощай, Дерсу, — сказал я ему, пожимая руку. — Дай бог тебе всего хорошего. Я никогда
не забуду
того, что ты для меня сделал. Прощай! Быть может, когда-нибудь увидимся.
В
то время все сведения о центральной части Сихотэ-Алиня были крайне скудны и
не заходили за пределы случайных рекогносцировок. Что же касается побережья моря к северу от залива Ольги,
то о нем имелись лишь отрывочные сведения от морских офицеров, посещавших эти места для промеров бухт и заливов.
Первый много говорит, все зло критикует и с видом бывалого человека гордо едет впереди отряда, едет до
тех пор, пока
не надоест ему безделье и пока погода благоприятствует.
Вьюками были брезентовые мешки и походные ящики, обитые кожей и окрашенные масляной краской. Такие ящики удобно переносимы на конских вьюках, помещаются хорошо в лодках и на нартах. Они служили нам и для сидений и столами. Если
не мешать имущество в ящиках и
не перекладывать его с одного места на другое,
то очень скоро запоминаешь, где что лежит, и в случае нужды расседлываешь
ту лошадь, которая несет искомый груз.
Нарукавники, стягивающие рукава около кистей рук, летом служили для защиты от комаров и мошек, а зимой для
того, чтобы холодный ветер
не задувал под одежду.
Таким образом получается корка, совершенно непроницаемая для сырости; вместе с
тем мешок становится твердым и
не рвется в дороге.
Надо все обдумать, вспомнить,
не забыли ли что-нибудь, надо послать телеграммы, уложить свои вещи, известить
то или иное лицо по телефону и т.д.
10 лет
тому назад они были покрыты лесами, от которых ныне
не осталось и следов.
В результате выходит так, что в ненастье идешь, а в солнечный день сидишь в палатке, приводишь в порядок съемки, доканчиваешь дневник, делаешь вычисления — одним словом, исполняешь
ту работу, которую
не успел сделать раньше.
Когда идешь в далекое путешествие,
то никогда
не надо в первые дни совершать больших переходов. Наоборот, надо идти понемногу и чаще давать отдых. Когда все приспособятся,
то люди и лошади сами пойдут скорее и без понукания.
Лошади уже отабунились, они
не лягались и
не кусали друг друга. В поводу надо было вести только первого коня, а прочие шли следом сами. Каждый из стрелков по очереди шел сзади и подгонял
тех лошадей, которые сворачивали в сторону или отставали.
Вечером стрелки и казаки сидели у костра и пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя на их беззаботные лица, никто бы
не поверил, что только 2 часа
тому назад они бились в болоте, измученные и усталые. Видно было, что они совершенно
не думали о завтрашнем дне и жили только настоящим. А в стороне, у другого костра, другая группа людей рассматривала карты и обсуждала дальнейшие маршруты.
Когда она полетела назад, Мурзин стал следить за ней до
тех пор, пока
не потерял из виду.
С интересом мы наблюдали эту борьбу. Кто кого одолеет? Удастся ли муравьям проникнуть в улей? Кто первый уступит? Быть может, с заходом солнца враги разойдутся по своим местам для
того, чтобы утром начать борьбу снова; быть может, эта осада пчелиного улья длится уже
не первый день.
Когда идешь в дальнюю дорогу,
то уже
не разбираешь погоды. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь, потом опять вымокнешь и т.д. В самом деле, если все дождливые дни сидеть на месте,
то, пожалуй, недалеко уйдешь за лето. Мы решили попытать счастья и хорошо сделали. Часам к 10 утра стало видно, что погода разгуливается. Действительно, в течение дня она сменялась несколько раз:
то светило солнце,
то шел дождь. Подсохшая было дорога размокла, и опять появились лужи.
Никакое другое животное
не дало бы столько
тем для разговоров.
Приказ седлать коней заставил стрелков заняться делом. После короткого совещания решено было дать зайцу свободу. Едва только спустили его на землю, как он тотчас же бросился бежать. Свист и крики понеслись ему вдогонку. Шум и смех сопровождали его до
тех пор, пока он
не скрылся из виду.
Обыкновенно такие ливни непродолжительны, но в Уссурийском крае бывает иначе. Часто именно затяжные дожди начинаются грозой.
Та к было и теперь. Гроза прошла, но солнце
не появлялось. Кругом, вплоть до самого горизонта, небо покрылось слоистыми тучами, сыпавшими на землю мелкий и частый дождь. Торопиться теперь к фанзам
не имело смысла. Это поняли и люди и лошади.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их
не торопясь и работали, как говорится,
не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за
тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Он тоже носил бороду, но так как никогда ее
не подстригал,
то она росла у него неправильно, клочьями.
Известно, что домашние куры очень чувствительны к перемене погоды. Впрочем, они часто и ошибаются. Достаточно иногда небу немного проясниться, чтобы петухи тотчас начали перекликаться. Но на этот раз они
не ошиблись. Вскоре туман действительно поднялся кверху, кое-где проглянуло синее небо, а вслед за
тем появилось и солнышко.
Путевые записки необходимо делать безотлагательно на месте наблюдения. Если этого
не сделать,
то новые картины, новые впечатления заслоняют старые образы, и виденное забывается. Эти путевые заметки можно делать на краях планшета или в особой записной книжке, которая всегда должна быть под рукой. Вечером сокращенные записки подробно заносятся в дневники. Этого тоже никогда
не следует откладывать на завтра. Завтра будет своя работа.
Та к как тропа в лесу часто кружит и делает мелкие извилины, которые по масштабу
не могут быть нанесены на планшет,
то съемщику рекомендуется идти сзади на таком расстоянии, чтобы хвост отряда можно было видеть между деревьями.
Если же отряд идет быстрее, чем это нужно съемщику,
то, чтобы
не задерживать коней с вьюками, приходится отпускать их вперед, а с собой брать одного стрелка, которому поручается идти по следам лошадей на таком расстоянии от съемщика, чтобы последний мог постоянно его видеть.
Пошли дальше. Теперь Паначев шел уже
не так уверенно, как раньше:
то он принимал влево,
то бросался в другую сторону,
то заворачивал круто назад, так что солнце, бывшее дотоле у нас перед лицом, оказывалось назади. Видно было, что он шел наугад. Я пробовал его останавливать и расспрашивать, но от этих расспросов он еще более терялся. Собран был маленький совет, на котором Паначев говорил, что он пройдет и без дороги, и как подымется на перевал и осмотрится, возьмет верное направление.
Очевидно, вскоре после
того как зверек попал в ловушку, его завалило снегом. Странно, почему зверолов
не осмотрел свои ловушки перед
тем, как уйти из тайги. Быть может, он обходил их, но разыгравшаяся буря помешала ему дойти до крайних затесок, или он заболел и
не мог уже более заниматься охотой. Долго ждал пойманный соболь своего хозяина, а весной, когда стаял снег, вороны расклевали дорогого хищника, и теперь от него остались только клочки шерсти и мелкие кости.
Паначев работал молча: он по-прежнему шел впереди, а мы плелись за ним сзади. Теперь уже было все равно. Исправить ошибку нельзя, и оставалось только одно: идти по течению воды до
тех пор, пока она
не приведет нас к реке Улахе. На большом привале я еще раз проверил запасы продовольствия. Выяснилось, что сухарей хватит только на сегодняшний ужин, поэтому я посоветовал сократить дневную выдачу.
Запасшись этим средством, мы шли вперед до
тех пор, пока солнце совсем
не скрылось за горизонтом. Паначев тотчас же пошел на разведку. Было уже совсем темно, когда он возвратился на бивак и сообщил, что с горы видел долину Улахе и что завтра к полудню мы выйдем из леса. Люди ободрились, стали шутить и смеяться.
Через несколько минут мы подошли к реке и на другом ее берегу увидели Кокшаровку. Старообрядцы подали нам лодки и перевезли на них седла и вьюки. Понукать лошадей
не приходилось. Умные животные отлично понимали, что на
той стороне их ждет обильный корм. Они сами вошли в воду и переплыли на другую сторону реки.