Неточные совпадения
Перейдя через невысокий хребет, мы попали в соседнюю долину, поросшую густым лесом. Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало ее поперек. Тут мы разошлись. Я
пошел по галечниковой отмели налево, а Олентьев — направо.
Не прошло и 2 минут, как вдруг в его стороне грянул выстрел. Я обернулся и в это мгновение увидел, как что-то гибкое и пестрое мелькнуло в воздухе. Я бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но, как на грех, один патрон застрял в магазинной коробке, и затвор
не закрывался.
Дерсу остановился и сказал, что тропа эта
не конная, а пешеходная, что
идет она по соболиным ловушкам, что несколько дней тому назад по ней прошел один человек и что, по всей вероятности, это был китаец.
Повороты были так круты, что кони
не могли повернуться и должны были делать обходы; через ручьи следы
шли по бревну, и нигде тропа
не спускалась в воду; бурелом, преграждавший путь,
не был прорублен; люди
шли свободно, а лошадей обводили стороной.
Умные животные
шли хорошо и всячески старались
не зацеплять вьюками за деревья.
Звериные шкуры, растянутые для просушки, изюбровые рога, сложенные грудой в амбаре, панты, подвешенные для просушки, мешочки с медвежьей желчью [Употребляется китайцами как лекарство от трахомы.], оленьи выпоротки [Плоды стельных маток
идут на изготовление лекарств.], рысьи, куньи, собольи и беличьи меха и инструменты для ловушек — все это указывало на то, что местные китайцы занимаются
не столько земледелием, сколько охотой и звероловством.
Беда неразумному охотнику, который без мер предосторожности вздумает
пойти по подранку. В этих случаях кабан ложится на свой след, головой навстречу преследователю. Завидев человека, он с такой стремительностью бросается на него, что последний нередко
не успевает даже приставить приклад ружья к плечу и выстрелить.
В это время стрелки дошли до перекрестка дорог и,
не зная, куда
идти, дали 2 выстрела.
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо
шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал еще мальчиком с отцом, они приходили сюда на охоту за козами. Про железную дорогу он слышал от китайцев, но никогда ее раньше
не видел.
Гольд снова зарядил свою винтовку и
не торопясь
пошел вперед.
Я принялся тоже искать убитое животное, хотя и
не совсем верил гольду. Мне казалось, что он ошибся. Минут через десять мы нашли козулю. Голова ее оказалась действительно простреленной. Дерсу взвалил ее себе на плечи и тихонько
пошел обратно. На бивак мы возвратились уже в сумерки.
В нижнем течении Лефу принимает в себя с правой стороны два небольших притока: Монастырку и Черниговку. Множество проток и длинных слепых рукавов
идет перпендикулярно к реке, наискось и параллельно ей и образует весьма сложную водную систему. На 8 км ниже Монастырки горы подходят к Лефу и оканчиваются здесь безымянной сопкой в 290 м высоты. У подножия ее расположилась деревня Халкидон. Это было последнее в здешних местах селение. Дальше к северу до самого озера Ханка жилых мест
не было.
Дерсу был сговорчив. Его всегда можно было легко уговорить. Он считал своим долгом предупредить об угрожающей опасности и, если видел, что его
не слушают, покорялся,
шел молча и никогда
не спорил.
Мы
пошли обратно, но вторично его найти уже
не могли.
В деревне мы встали по квартирам, но гольд
не хотел
идти в избу и, по обыкновению, остался ночевать под открытым небом. Вечером я соскучился по нему и
пошел его искать.
Я ответил, что
пойдем в Черниговку, а оттуда — во Владивосток, и стал приглашать его с собой. Я обещал в скором времени опять
пойти в тайгу, предлагал жалованье… Мы оба задумались.
Не знаю, что думал он, но я почувствовал, что в сердце мое закралась тоска. Я стал снова рассказывать ему про удобства и преимущества жизни в городе. Дерсу слушал молча. Наконец он вздохнул и проговорил...
Впрочем, все участники экспедиции
шли пешком, и лошадьми никто
не пользовался.
Сначала это
не ладилось, ленты спадали с ног, закатанные туго — давили икры, но потом сукно вытянулось, люди приспособились и уже всю дорогу
шли не оправляясь.
Надо все обдумать, вспомнить,
не забыли ли что-нибудь, надо
послать телеграммы, уложить свои вещи, известить то или иное лицо по телефону и т.д.
Погода была пасмурная. Дождь
шел не переставая. По обе стороны полотна железной дороги тянулись большие кочковатые болота, залитые водой и окаймленные чахлой растительностью. В окнах мелькали отдельные деревья, телеграфные столбы, выемки. Все это было однообразно. День тянулся долго, тоскливо. Наконец стало смеркаться. В вагоне зажгли свечи.
В результате выходит так, что в ненастье
идешь, а в солнечный день сидишь в палатке, приводишь в порядок съемки, доканчиваешь дневник, делаешь вычисления — одним словом, исполняешь ту работу, которую
не успел сделать раньше.
Когда
идешь в далекое путешествие, то никогда
не надо в первые дни совершать больших переходов. Наоборот, надо
идти понемногу и чаще давать отдых. Когда все приспособятся, то люди и лошади сами
пойдут скорее и без понукания.
Лошади уже отабунились, они
не лягались и
не кусали друг друга. В поводу надо было вести только первого коня, а прочие
шли следом сами. Каждый из стрелков по очереди
шел сзади и подгонял тех лошадей, которые сворачивали в сторону или отставали.
Сами лошади в воду
идти не хотели, и надо было, чтобы кто-нибудь плыл вместе с ними.
Решено было дать пчелам успокоиться. Перед вечером два казака вновь
пошли к улью, но уже ни меда, ни пчел
не нашли. Улей был разграблен медведями. Так неудачно кончился наш поход за диким медом.
Когда
идешь в дальнюю дорогу, то уже
не разбираешь погоды. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь, потом опять вымокнешь и т.д. В самом деле, если все дождливые дни сидеть на месте, то, пожалуй, недалеко уйдешь за лето. Мы решили попытать счастья и хорошо сделали. Часам к 10 утра стало видно, что погода разгуливается. Действительно, в течение дня она сменялась несколько раз: то светило солнце, то
шел дождь. Подсохшая было дорога размокла, и опять появились лужи.
Мы думали, что к утру дождь прекратится, но ошиблись. С рассветом он
пошел еще сильнее. Чтобы вода
не залила огонь, пришлось подкладывать в костры побольше дров. Дрова горели плохо и сильно дымили. Люди забились в комарники и
не показывались наружу. Время тянулось томительно долго.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их
не торопясь и работали, как говорится,
не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда
идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Раз дождя нет, значит, можно
идти дальше. Но одно обстоятельство заставило нас задержаться —
не был готов хлеб.
Следующий день был 1 июня. Утром, когда взошло солнце, от ночного тумана
не осталось и следа. Первым с бивака тронулся Паначев. Он снял шапку, перекрестился и
пошел вперед, высматривая затески. 2 стрелка помогали ему расчищать дорогу.
Та к как тропа в лесу часто кружит и делает мелкие извилины, которые по масштабу
не могут быть нанесены на планшет, то съемщику рекомендуется
идти сзади на таком расстоянии, чтобы хвост отряда можно было видеть между деревьями.
Если же отряд
идет быстрее, чем это нужно съемщику, то, чтобы
не задерживать коней с вьюками, приходится отпускать их вперед, а с собой брать одного стрелка, которому поручается
идти по следам лошадей на таком расстоянии от съемщика, чтобы последний мог постоянно его видеть.
Пошли дальше. Теперь Паначев
шел уже
не так уверенно, как раньше: то он принимал влево, то бросался в другую сторону, то заворачивал круто назад, так что солнце, бывшее дотоле у нас перед лицом, оказывалось назади. Видно было, что он
шел наугад. Я пробовал его останавливать и расспрашивать, но от этих расспросов он еще более терялся. Собран был маленький совет, на котором Паначев говорил, что он пройдет и без дороги, и как подымется на перевал и осмотрится, возьмет верное направление.
Паначев работал молча: он по-прежнему
шел впереди, а мы плелись за ним сзади. Теперь уже было все равно. Исправить ошибку нельзя, и оставалось только одно:
идти по течению воды до тех пор, пока она
не приведет нас к реке Улахе. На большом привале я еще раз проверил запасы продовольствия. Выяснилось, что сухарей хватит только на сегодняшний ужин, поэтому я посоветовал сократить дневную выдачу.
Запасшись этим средством, мы
шли вперед до тех пор, пока солнце совсем
не скрылось за горизонтом. Паначев тотчас же
пошел на разведку. Было уже совсем темно, когда он возвратился на бивак и сообщил, что с горы видел долину Улахе и что завтра к полудню мы выйдем из леса. Люди ободрились, стали шутить и смеяться.
Долина Улахе является одной из самых плодородных местностей в крае. По ней растут в одиночку большие старые вязы, липы и дубы. Чтобы они
не заслоняли солнца на огородах, с них снимают кору около корней. Деревья подсыхают и затем
идут на топливо.
Внутри фанзы, по обе стороны двери, находятся низенькие печки, сложенные из камня с вмазанными в них железными котлами. Дымовые ходы от этих печей
идут вдоль стен под канами и согревают их. Каны сложены из плитнякового камня и служат для спанья. Они шириной около 2 м и покрыты соломенными циновками. Ходы выведены наружу в длинную трубу, тоже сложенную из камня, которая стоит немного в стороне от фанзы и
не превышает конька крыши. Спят китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
Когда я возвращался назад, день уже кончился. Едва солнце коснулось горизонта, как все китайцы, словно по команде, прекратили свои работы и медленно,
не торопясь,
пошли домой. В поле никого
не осталось.
В полдень у ручья я приказал остановиться. После чаю я
не стал дожидаться, пока завьючат коней, и, сделав нужные распоряжения,
пошел вперед по тропинке.
Но надо отличать зверопромышленника от промышленника. Насколько первый в большинстве случаев отличается порядочностью, настолько надо опасаться встречи со вторым. Промышленник
идет в тайгу
не для охоты, а вообще «на промысел». Кроме ружья, он имеет при себе саперную лопату и сумочку с кислотами. Он ищет золото, но при случае
не прочь поохотиться за «косачами» (китайцами) и за «лебедями» (корейцами),
не прочь угнать чужую лодку, убить корову и продать мясо ее за оленину.
3 часа мы
шли без отдыха, пока в стороне
не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади
шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады.
Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Я
не стал настаивать, но зато узнал, что мы
идем правильно.
Я
шел осторожно, стараясь
не оступиться.
От гнуса может быть только 2 спасения: большие дымокуры и быстрое движение. Сидеть на месте
не рекомендуется. Отдав приказ вьючить коней, я подошел к дереву, чтобы взять ружье, и
не узнал его. Оно было покрыто густым серо-пепельным налетом — все это были мошки, прилипшие к маслу. Наскоро собрав свои инструменты и
не дожидаясь, когда завьючат коней, я
пошел по тропинке.
Реки Уссурийского края обладают свойством после каждого наводнения перемещать броды с одного места на другое. Найти замытую тропу
не так-то легко. На розыски ее были посланы люди в разные стороны. Наконец тропа была найдена, и мы весело
пошли дальше.
Я уговорил стрелков
не тратить времени попусту и
идти дальше.
Чем более мы углублялись в горы, тем порожистее становилась река. Тропа стала часто переходить с одного берега на другой. Деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание к югу.
Не было сомнения, что мы ошиблись и
пошли не по той дороге. Наша тропа, вероятно, свернула в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
Другой горный хребет
шел параллельно Сихотэ-Алиню, за ним текла, вероятно, Улахе, но ее
не было видно.
Сориентировавшись, я спустился вниз и тотчас отправил Белоножкина назад к П.К. Рутковскому с извещением, что дорога найдена, а сам остался с китайцами. Узнав, что отряд наш придет только к вечеру, манзы собрались
идти на работу. Мне
не хотелось оставаться одному в фанзе, и я
пошел вместе с ними.
Оба китайца занялись работой. Они убирали сухие ветки, упавшие с деревьев, пересадили 2 каких-то куста и полили их водой. Заметив, что воды
идет в питомник мало, они пустили ее побольше. Потом они стали полоть сорные травы, но удаляли
не все, а только некоторые из них, и особенно были недовольны, когда поблизости находили элеутерококк.
Я хотел было остановиться и заняться охотой, но старик настаивал на том, чтобы
не задерживаться и
идти дальше. Помня данное ему обещание, я подчинился его требованиям.