Неточные совпадения
Солнце только что успело скрыться за горизонтом, и в то время, когда лучи его золотили верхушки гор, в долинах появились сумеречные тени.
На фоне бледного неба резко выделялись вершины деревьев с пожелтевшими листьями. Среди птиц, насекомых, в сухой траве — словом, всюду, даже в
воздухе, чувствовалось приближение осени.
Перейдя через невысокий хребет, мы попали в соседнюю долину, поросшую густым лесом. Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало ее поперек. Тут мы разошлись. Я пошел по галечниковой отмели налево, а Олентьев — направо. Не прошло и 2 минут, как вдруг в его стороне грянул выстрел. Я обернулся и в это мгновение увидел, как что-то гибкое и пестрое мелькнуло в
воздухе. Я бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но, как
на грех, один патрон застрял в магазинной коробке, и затвор не закрывался.
В китайских фанзах было тесно и дымно, поэтому я решил лечь спать
на открытом
воздухе вместе с Дерсу.
По его словам, птицы любят двигаться против ветра. При полном штиле и во время теплой погоды они сидят
на болотах. Если ветер дует им вслед, они зябнут, потому что холодный
воздух проникает под перья. Тогда птицы прячутся в траве. Только неожиданный снегопад может принудить пернатых лететь дальше, невзирая
на ветер и стужу.
Я поспешно вылез наружу и невольно закрыл глаза рукой. Кругом все белело от снега.
Воздух был свежий, прозрачный. Морозило. По небу плыли разорванные облака; кое-где виднелось синее небо. Хотя кругом было еще хмуро и сумрачно, но уже чувствовалось, что скоро выглянет солнце. Прибитая снегом трава лежала полосами. Дерсу собрал немного сухой ветоши, развел небольшой огонек и сушил
на нем мои обутки.
Несколько голубовато-серых амурских кобчиков гонялись за насекомыми, делая в
воздухе резкие повороты. Некоторые птицы сидели
на кочках и равнодушно посматривали
на людей, проходивших мимо них.
Когда мы возвратились
на станцию, был уже вечер. В теплом весеннем
воздухе стоял неумолкаемый гомон. Со стороны болот неслись лягушечьи концерты, в деревне лаяли собаки, где-то в поле звенел колокольчик.
День был жаркий, солнечный.
На небе не было ни одного облачка, но в
воздухе чувствовался избыток влаги.
Варка происходила
на открытом
воздухе.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки
на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В
воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в
воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
После ужина люди начали устраиваться
на ночь. Некоторые из них поленились ставить комарники и легли спать
на открытом
воздухе, покрывшись одеялами. Они долго ворочались, охали, ахали, кутались с головой, но это не спасало их от гнуса. Мелкие насекомые пробирались в каждую маленькую складку. Наконец один из них не выдержал.
К востоку от водораздела, насколько хватал глаз, все было покрыто туманом. Вершины соседних гор казались разобщенными островами. Волны тумана надвигались
на горный хребет и, как только переходили через седловины, становились опять невидимыми. К западу от водораздела
воздух был чист и прозрачен. По словам китайцев, явление это обычное. Впоследствии я имел много случаев убедиться в том, что Сихотэ-Алинь является серьезной климатической границей между прибрежным районом и бассейном правых притоков Уссури.
Всюду
на цветах реяли пчелы и осы, с шумом по
воздуху носились мохнатые шмели с черным, оранжевым и белым брюшком.
Откуда эти тайнобрачные добывают влагу? Вода в камнях не задерживается, а между тем мхи растут пышно.
На ощупь они чрезвычайно влажны. Если мох выжать рукой, из него капает вода. Ответ
на заданный вопрос нам даст туман. Он-то и есть постоянный источник влаги. Мхи получают воду не из земли, а из
воздуха. Та к как в Уссурийском крае летом и весною туманных дней несравненно больше, чем солнечных, то пышное развитие мхов среди осыпей становится вполне понятным.
Но вот и мхи остались сзади. Теперь начались гольцы. Это не значит, что камни, составляющие осыпи
на вершинах гор, голые. Они покрыты лишаями, которые тоже питаются влагой из
воздуха. Смотря по времени года, они становятся или сухими, так что легко растираются пальцами руки в порошок, или делаются мягкими и влажными. Из отмерших лишайников образуется тонкий слой почвы,
на нем вырастают мхи, а затем уже травы и кустарники.
В верхней части река Сандагоу слагается из 2 рек — Малой Сандагоу, имеющей истоки у Тазовской горы, и Большой Сандагоу, берущей начало там же, где и Эрлдагоу (приток Вай-Фудзина). Мы вышли
на вторую речку почти в самых ее истоках. Пройдя по ней 2–3 км, мы остановились
на ночлег около ямы с водою
на краю размытой террасы. Ночью снова была тревога. Опять какое-то животное приближалось к биваку. Собаки страшно беспокоились. Загурский 2 раза стрелял в
воздух и отогнал зверя.
День выпал хороший и теплый. По небу громоздились массы кучевых облаков. Сквозь них прорывались солнечные лучи и светлыми полосами ходили по
воздуху. Они отражались в лужах воды, играли
на камнях, в листве ольшаников и освещали то один склон горы, то другой. Издали доносились удары грома.
Целый день я бродил по горам и к вечеру вышел к этой фанзе. В сумерки один из казаков убил кабана. Мяса у нас было много, и потому мы поделились с китайцами. В ответ
на это хозяин фанзы принес нам овощей и свежего картофеля. Он предлагал мне свою постель, но, опасаясь блох, которых всегда очень много в китайских жилищах, я предпочел остаться
на открытом
воздухе.
В фанзе было душно; я вышел
на улицу подышать свежим
воздухом.
Он потрясал в
воздухе своей винтовкой. В таком возбужденном состоянии я никогда его не видывал. В глазах Дерсу была видна глубокая вера в то, что тигр, амба, слышит и понимает его слова. Он был уверен, что тигр или примет вызов, или оставит нас в покое и уйдет в другое место. Прождав 5 минут, старик облегченно вздохнул, затем закурил свою трубку и, взбросив винтовку
на плечо, уверенно пошел дальше по тропинке. Лицо его снова стало равнодушно-сосредоточенным. Он «устыдил» тигра и заставил его удалиться.
В
воздухе и
на земле становилось все темнее и темнее.
Вдруг грозное ворчание, похожее
на отдаленный гром, пронеслось в
воздухе...
— Моя так посмотри, думай —
воздух легкий, тяжело нету, — гольд вздохнул и показал себе
на грудь.
Когда стемнело, с моря ветром опять нанесло туман. Конденсация пара была так велика, что влага непосредственно из
воздуха оседала
на землю мелкой изморосью. Туман был так густ, что в нескольких шагах нельзя было рассмотреть человека. В такой сырости не хочется долго сидеть у огня.
Раньше всех проснулись бакланы. Они медленно, не торопясь, летели над морем куда-то в одну сторону, вероятно,
на корм. Над озером, заросшим травой, носились табуны уток. В море,
на земле и в
воздухе стояла глубокая тишина.
Последние 2 дня были грозовые. Особенно сильная гроза была 23-го вечером. Уже с утра было видно, что в природе что-то готовится: весь день сильно парило; в
воздухе стояла мгла. Она постепенно увеличивалась и после полудня сгустилась настолько, что даже ближние горы приняли неясные и расплывчатые очертания. Небо сделалось белесоватым.
На солнце можно было смотреть невооруженным глазом: вокруг него появилась желтая корона.
Медведь быстро обернулся, насторожил уши и стал усиленно нюхать
воздух. Мы не шевелились. Медведь успокоился и хотел было опять приняться за еду, но Дерсу в это время свистнул. Медведь поднялся
на задние лапы, затем спрятался за дерево и стал выглядывать оттуда одним глазом.
После этого он выстрелил из ружья в
воздух, затем бросился к березе, спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула сухая береста, и в то же мгновение вокруг нас сразу стало вдвое темнее. Испуганные выстрелом изюбры шарахнулись в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку и накрутил
на нее горящую бересту. Через минуту мы шли назад, освещая дорогу факелом. Перейдя реку, мы вышли
на тропинку и по ней возвратились
на бивак.
Уже с утра я заметил, что в атмосфере творится что-то неладное. В
воздухе стояла мгла; небо из синего стало белесоватым; дальних гор совсем не было видно. Я указал Дерсу
на это явление и стал говорить ему многое из того, что мне было известно из метеорологии о сухой мгле.
К сумеркам мы возвратились
на бивак. Дождь перестал, и небо очистилось. Взошла луна.
На ней ясно и отчетливо видны были темные места и белые пятна. Значит,
воздух был чист и прозрачен.
Кругом нас творилось что-то невероятное. Ветер бушевал неистово, ломал сучья деревьев и переносил их по
воздуху, словно легкие пушинки. Огромные старые кедры раскачивались из стороны в сторону, как тонкоствольный молодняк. Теперь уже ни гор, ни неба, ни земли — ничего не было видно. Все кружилось в снежном вихре. Порой сквозь снежную завесу чуть-чуть виднелись силуэты ближайших деревьев, но только
на мгновение. Новый порыв ветра — и туманная картина пропадала.
Вдруг в тихом вечернем
воздухе пронеслись странные звуки: то были удары в бубен, и вслед за тем послышалось пение, похожее
на стон и плач.