Неточные совпадения
Стало ясно, что к вечеру нам не дойти до него, а если бы мы и дошли, то рисковали заночевать без
воды, потому что
в это время года горные ключи
в истоках почти совсем иссякают.
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать
воду,
в которой и люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади спускались, присев на задние ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Ущелье, по которому мы шли, было длинное и извилистое. Справа и слева к нему подходили другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала
вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился шире и постепенно превращался
в долину. Здесь на деревьях были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд шел впереди и все время внимательно смотрел под ноги. Порой он нагибался к земле и разбирал листву руками.
Внутренняя обстановка фанзы была грубая. Железный котел, вмазанный
в низенькую печь, от которой шли дымовые ходы, согревающие каны (нары), 2–3 долбленых корытца, деревянный ковш для
воды, железный кухонный резак, металлическая ложка, метелочка для промывки котла, 2 запыленные бутылки, кое-какие брошенные тряпки, 1 или 2 скамеечки, масляная лампа и обрывки звериных шкур, разбросанные по полу, составляли все ее убранство.
На востоке высился высокий водораздел между бассейном Лефу и
водами, текущими
в Даубихе. Другой горный хребет тянулся с востока на запад и служил границей между Лефу и рекой Майхе. На юго-востоке, там, где оба эти хребта сходились вместе, высилась куполообразная гора Да-дянь-шань.
Она сидела на корточках и деревянным ковшом наливала
в котел
воду.
Делала она это медленно, высоко поднимала ковш кверху и лила
воду как-то странно — через руку
в правую сторону.
Когда я возвращался назад, уже смеркалось.
Вода в реке казалась черной, и на спокойной поверхности ее отражались пламя костра и мигающие на небе звезды. Около огня сидели стрелки: один что-то рассказывал, другие смеялись.
Ярко блестевшие на солнце
в разных местах лужи свидетельствовали о том, что долина Лефу
в дождливый период года легко затопляется
водой.
Я повиновался и уперся руками
в землю. Дерсу накрыл меня своей палаткой, а затем сверху стал заваливать травой. Сразу стало теплее. Закапала
вода. Дерсу долго ходил вокруг, подгребал снег и утаптывал его ногами.
Вода, проникшая сквозь холст, смешивается с мукой и образует слой теста
в палец толщиной.
Погода была пасмурная. Дождь шел не переставая. По обе стороны полотна железной дороги тянулись большие кочковатые болота, залитые
водой и окаймленные чахлой растительностью.
В окнах мелькали отдельные деревья, телеграфные столбы, выемки. Все это было однообразно. День тянулся долго, тоскливо. Наконец стало смеркаться.
В вагоне зажгли свечи.
Благодаря крутому падению тальвега [Самые низкие места, по которым сбегает
вода.]
вода в реке движется быстро, смывает все, что попадается ей на пути, и выпрямляет течение.
Эти крикливые птицы были теперь молчаливы; они садились
в лужу и купались, стараясь крылышками обдать себя
водой.
Здесь улахинская
вода с такой силой вливается
в даубихинскую, что прижимает ее к левому берегу.
В это время по ошибке кто-то плеснул на пчел горячей
водой.
Мы думали, что к утру дождь прекратится, но ошиблись. С рассветом он пошел еще сильнее. Чтобы
вода не залила огонь, пришлось подкладывать
в костры побольше дров. Дрова горели плохо и сильно дымили. Люди забились
в комарники и не показывались наружу. Время тянулось томительно долго.
Утром перед восходом солнца дождь перестал, но
вода в реке начала прибывать, и потому надо было торопиться с переправой.
В этом случае значительную помощь оказали нам гольды. Быстро, без проволочек, они перебросили на другую сторону все наши грузы. Слабенькую лошадь переправили
в поводу рядом с лодкой, а остальные переплыли сами.
Когда лодка отчалила от берега, мы тоже тронулись
в путь. Теперь горы были справа, а река — слева. Болота кончились, но это нас не избавило от сырости. От последних дождей земля была сильно пропитана
водой; ручьи вышли из берегов и разлились по долинам.
Понемногу погода разгулялась: туман исчез, по земле струйками бежала
вода, намокшие цветы подняли свои головки,
в воздухе опять замелькали чешуекрылые.
Путешествие по тайге всегда довольно однообразно. Сегодня — лес, завтра — лес, послезавтра — опять лес. Ручьи, которые приходится переходить вброд, заросшие кустами, заваленные камнями, с чистой прозрачной
водой, сухостой, валежник, покрытый мхом, папоротники удивительно похожи друг на друга. Вследствие того что деревья постоянно приходится видеть близко перед собой, глаз утомляется и ищет простора. Чувствуется какая-то неловкость
в зрении, является непреодолимое желание смотреть вдаль.
Обсудив наше положение, мы решили спуститься
в долину и идти по течению
воды. Восточный склон хребта был крутой, заваленный буреломом и покрытый осыпями. Пришлось спускаться зигзагами, что отняло много времени. Ручей, которого мы придерживались, скоро стал забирать на юг; тогда мы пошли целиной и пересекли несколько горных отрогов.
По мере надобности их опять укладывают
в яму и смачивают
водой.
Затору дают побродить немного и затем лопатами насыпают
в котел, над которым ставят деревянный бездонный чан, а поверх его еще другой котел с холодной
водой.
Если передержать их
в горячей
воде дольше 2–3 секунд зараз, они лопнут и потеряют ценность.
Вода в реке стояла на прибыли, и потому вброд ее перейти было нельзя. У китайцев нашлась небольшая лодка. Мы перевезли
в ней седла и грузы, а коней переправили вплавь.
В команде нашлись 2 человека (Мурзин и Мелян), которые умели нырять. До самых сумерек они бродили по
воде, щупали шестами, закидывали веревки с крючьями, но все было напрасно.
Дальше Фудзин делает излучину
в виде буквы «П». Отсюда тропа поворачивает направо
в горы, что значительно сокращает дорогу. По пути она пересекает 2 невысоких кряжика и обильный
водой источник.
Вторые — серые птички с красным горлом — также предпочитали держаться
в зарослях около
воды.
3 часа мы шли без отдыха, пока
в стороне не послышался шум
воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы.
В воздухе стояла такая жара, что далее
в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились
в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Я весь ушел
в созерцание природы и совершенно забыл, что нахожусь один, вдали от бивака. Вдруг
в стороне от себя я услышал шорох. Среди глубокой тишины он показался мне очень сильным. Я думал, что идет какое-нибудь крупное животное, и приготовился к обороне, но это оказался барсук. Он двигался мелкой рысцой, иногда останавливался и что-то искал
в траве; он прошел так близко от меня, что я мог достать его концом ружья. Барсук направился к ручью, полакал
воду и заковылял дальше. Опять стало тихо.
— Гнус, — ответил он. — Его обварило паром, он нападал
в горячую
воду.
В этих местах растет густой смешанный лес с преобладанием кедра. Сильно размытые берега, бурелом, нанесенный
водой, рытвины, ямы, поваленные деревья и клочья сухой травы, застрявшие
в кустах, — все это свидетельствовало о недавних больших наводнениях.
Читатель ошибется, если вообразит себе женьшеневую плантацию
в виде поляны, на которой посеяны растения. Место, где найдено было
в разное время несколько корней женьшеня, считается удобным. Сюда переносятся и все другие корни. Первое, что я увидел, — это навесы из кедрового корья для защиты женьшеня от палящих лучей солнца. Для того чтобы не прогревалась земля, с боков были посажены папоротники и из соседнего ручья проведена узенькая канавка, по которой сочилась
вода.
Оба китайца занялись работой. Они убирали сухие ветки, упавшие с деревьев, пересадили 2 каких-то куста и полили их
водой. Заметив, что
воды идет
в питомник мало, они пустили ее побольше. Потом они стали полоть сорные травы, но удаляли не все, а только некоторые из них, и особенно были недовольны, когда поблизости находили элеутерококк.
Закусив немного холодной кашицей, оставленной от вчерашнего ужина, мы тронулись
в путь. Теперь проводник-китаец повернул круто на восток. Сразу с бивака мы попали
в область размытых гор, предшествовавших Сихотэ-Алиню. Это были невысокие холмы с пологими склонами. Множество ручьев текло
в разные стороны, так что сразу трудно ориентироваться и указать то направление, куда стремилась выйти
вода.
Чем выше мы поднимались, тем больше иссякали ручьи и наконец пропали совсем. Однако глухой шум под камнями указывал, что источники эти еще богаты
водой. Мало-помалу шум этот тоже начинал стихать. Слышно было, как под землей бежала
вода маленькими струйками, точно ее лили из чайника, потом струйки эти превратились
в капли, и затем все стихло.
Спуск с хребта
в сторону Вай-Фудзина, как я уже сказал, был крутой. Перед нами было глубокое ущелье, заваленное камнями и буреломом.
Вода, стекающая каскадами, во многих местах выбила множество ям, замаскированных папоротниками и представляющих собой настоящие ловушки. Гранатман толкнул одну глыбу. При падении своем она увлекла другие камни и произвела целый обвал.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело.
В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы
в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала
вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Долина Вай-Фудзина богата террасами. Террасы эти идут уступами, точно гигантские ступени. Это так называемые «пенеплены».
В древние геологические периоды здесь были сильные денудационные процессы [От слова «денудация» — процесс разрушения и сноса горных пород под влиянием воздуха,
воды, ледников. (Прим. ред.)], потом произошло поднятие всей горной системы и затем опять размывание.
Вода в реках
в одно и то же время действовала и как пила, и как напильник.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное.
В одном месте она делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет это направление до самого моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал увидеть громаду гор и причудливые острые вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к широким седловинам. Время и
вода сделали свое дело.
В период летних дождей
вода, стекающая с окрестных гор, переполняет реку и разливается по долине. Самые большие наводнения происходят
в нижнем течении Вай-Фудзина, там, где река принимает
в себя сразу два притока: Сыдагоу — справа и Арзамасовку — слева. По словам пермцев, умеренные наводнения не только не приносят вреда, но, наоборот, даже полезны, так как после них на земле остается плодородный ил. Большие же наводнения совершенно смывают пашни и приносят непоправимый вред.
Характер растительности был тот же самый, что и около поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень и ива росли то группами, то
в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина и таволга, опутанные виноградом и полевым горошком, делали некоторые места положительно непроходимыми,
в особенности если к ним еще примешивалось чертово дерево. Идти по таким кустарникам
в жаркий день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною
водою.
26 числа небо начало хмуриться. Порывистый ветер гнал тучи
в густой туман. Это был плохой признак. Ночью пошел дождь с ветром, который не прекращался подряд 3 суток. 28-го числа разразилась сильная буря с проливным дождем.
Вода стекала с гор стремительными потоками; реки переполнились и вышли из берегов; сообщение поста Ольги с соседними селениями прекратилось.
Утром после бури еще моросил мелкий дождь.
В полдень ветер разорвал туманную завесу, выглянуло солнце, и вдруг все ожило: земной мир сделался прекрасен. Камни, деревья, трава, дорога приняли праздничный вид;
в кустах запели птицы;
в воздухе появились насекомые, и даже шум
воды, сбегающей пенистыми каскадами с гор, стал ликующим и веселым.
Ночь была такая тихая, что даже осины замерли и не трепетали листьями.
В сонном воздухе слышались какие-то неясные звуки, точно кто-то вздыхал, шептался, где-то капала
вода, чуть слышно трещали кузнечики. По темному небу, усеянному тысячами звезд, вспыхивали едва уловимые зарницы. Красные блики от костра неровно ложились по земле, и за границей их ночная тьма казалась еще чернее.
Через 2 часа темное небо начало синеть. Можно было уже рассмотреть противоположный берег и бурелом на реке, нанесенный
водою. Мы пошли на то место, где видели зверя. На песке около
воды были ясно видны отпечатки большой кошачьей лапы. Очевидно, тигр долго бродил около бивака с намерением чем-нибудь поживиться, но собаки почуяли его и забились
в палатку.
Откуда эти тайнобрачные добывают влагу?
Вода в камнях не задерживается, а между тем мхи растут пышно. На ощупь они чрезвычайно влажны. Если мох выжать рукой, из него капает
вода. Ответ на заданный вопрос нам даст туман. Он-то и есть постоянный источник влаги. Мхи получают
воду не из земли, а из воздуха. Та к как
в Уссурийском крае летом и весною туманных дней несравненно больше, чем солнечных, то пышное развитие мхов среди осыпей становится вполне понятным.
В полдень я подал знак к остановке. Хотелось пить, но нигде не было
воды. Спускаться
в долину было далеко. Поэтому мы решили перетерпеть жажду, отдохнуть немного и идти дальше. Стрелки растянулись
в тени скал и скоро уснули. Вероятно, мы проспали довольно долго, потому что солнце переместилось на небе и заглянуло за камни. Я проснулся и посмотрел на часы. Было 3 часа пополудни, следовало торопиться. Все знали, что до
воды мы дойдем только к сумеркам. Делать нечего, оставалось запастись терпением.
После полудня мы вышли наконец к реке Сандагоу.
В русле ее не было ни капли
воды. Отдохнув немного
в тени кустов, мы пошли дальше и только к вечеру могли утолить мучившую нас жажду. Здесь
в глубокой яме было много мальмы [Рыба, похожая на горную форель.]. Загурский и Туртыгин без труда наловили ее столько, сколько хотели. Это было как раз кстати, потому что взятое с собой продовольствие приходило к концу.