Неточные совпадения
За перевалом мы сразу попали в овраги. Местность была чрезвычайно пересеченная. Глубокие распадки, заваленные корчами, водотоки и скалы, обросшие мхом, —
все это создавало обстановку, которая живо напоминала мне картину Вальпургиевой
ночи. Трудно представить себе местность более дикую и неприветливую, чем это ущелье.
На другой день чуть свет мы
все были уже на ногах.
Ночью наши лошади, не найдя корма на корейских пашнях, ушли к горам на отаву. Пока их разыскивали, артельщик приготовил чай и сварил кашу. Когда стрелки вернулись с конями, я успел закончить свои работы. В 8 часов утра мы выступили в путь.
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров огня большого развести было нельзя, и потому
все зябли и почти не спали. Как я ни старался завернуться в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил то плечо, то бок, то спину. Дрова были плохие, они трещали и бросали во
все стороны искры. У Дерсу прогорело одеяло. Сквозь дремоту я слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «худой люди».
Ночью я проснулся и увидел Дерсу, сидящего у костра. Он поправлял огонь. Ветер раздувал пламя во
все стороны. Поверх бурки на мне лежало одеяло гольда. Значит, это он прикрыл меня, вот почему я и согрелся. Стрелки тоже были прикрыты его палаткой. Я предлагал Дерсу лечь на мое место, но он отказался.
Тут я только понял
весь ужас нашего положения.
Ночью во время пурги нам приходилось оставаться среди болот без огня и теплой одежды. Единственная моя надежда была на Дерсу. В нем одном я видел свое спасение.
Ночь была хотя и темная, но благодаря выпавшему снегу можно было кое-что рассмотреть. Во
всех избах топились печи. Беловатый дым струйками выходил из труб и спокойно подымался кверху.
Вся деревня курилась. Из окон домов свет выходил на улицу и освещал сугробы. В другой стороне, «на задах», около ручья, виднелся огонь. Я догадался, что это бивак Дерсу, и направился прямо туда. Гольд сидел у костра и о чем-то думал.
Наконец
все успокоились. После чаю стрелки стали уговариваться, по скольку часов они будут караулить
ночью. Я отдохнул хорошо, спать мне не хотелось и потому предложил им ложиться, а сам решил заняться дневником.
Через четверть часа я подошел настолько близко к огню, что мог рассмотреть
все около него. Прежде
всего я увидел, что это не наш бивак. Меня поразило, что около костра не было людей. Уйти с бивака
ночью во время дождя они не могли. Очевидно, они спрятались за деревьями.
После полудня вновь погода стала портиться. Опасаясь, как бы опять не пошли затяжные дожди, я отложил осмотр Ли-Фудзина до другого, более благоприятного случая. Действительно,
ночью полил дождь, который продолжался и
весь следующий день. 21 июля я повернул назад и через 2 суток возвратился в пост Ольги.
Стояла китайская фанзочка много лет в тиши, слушая только шум воды в ручье, и вдруг
все кругом наполнилось песнями и веселым смехом. Китайцы вышли из фанзы, тоже развели небольшой огонек в стороне, сели на корточки и молча стали смотреть на людей, так неожиданно пришедших и нарушивших их покой. Мало-помалу песни стрелков начали затихать. Казаки и стрелки последний раз напились чаю и стали устраиваться на
ночь.
Величавая тишина
ночи и спокойствие, царившее во
всей природе, так гармонировали друг с другом.
Сумрачная
ночь близилась к концу. Воздух начал синеть. Уже можно было разглядеть серое небо, туман в горах, сонные деревья и потемневшую от росы тропинку. Свет костра потускнел; красные уголья стали блекнуть. В природе чувствовалось какое-то напряжение; туман подымался
все выше и выше, и наконец пошел чистый и мелкий дождь.
Через час наблюдатель со стороны увидел бы такую картину: на поляне около ручья пасутся лошади; спины их мокры от дождя. Дым от костров не подымается кверху, а стелется низко над землей и кажется неподвижным. Спасаясь от комаров и мошек,
все люди спрятались в балаган. Один только человек
все еще торопливо бегает по лесу — это Дерсу: он хлопочет о заготовке дров на
ночь.
В переходе от дня к
ночи всегда есть что-то таинственное. В лесу в это время становится сумрачно и тоскливо. Кругом воцаряется жуткое безмолвие. Затем появляются какие-то едва уловимые ухом звуки. Как будто слышатся глубокие вздохи. Откуда они исходят? Кажется, что вздыхает сама тайга. Я оставил работу и
весь отдался влиянию окружающей меня обстановки. Голос Дерсу вывел меня из задумчивости.
Долго мы бродили около озера и стреляли птиц. Время летело незаметно. Когда
вся долина залилась золотистыми лучами заходящего солнца, я понял, что день кончился. Вслед за трудовым днем приближался покой;
вся природа готовилась к отдыху. Едва солнце успело скрыться за горизонтом, как с другой стороны, из-за моря, стала подыматься
ночь.
Оглянувшись кругом, я увидел, что
все уже спали. Пожелав Дерсу покойной
ночи, я завернулся в бурку, лег поближе к огоньку и уснул.
Заночевали мы по ту сторону Сихотэ-Алиня, на границе лесных насаждений.
Ночью было сыро и холодно; мы почти не спали. Я
все время кутался в одеяло и никак не мог согреться. К утру небо затянулось тучами, и начал накрапывать дождь.
На половине пути от моря, на месте слияния Сицы и Дунцы, с левой стороны есть скала Да-Лаза. Рассказывают, что однажды какой-то старик китаец нашел около нее женьшень крупных размеров. Когда корень принесли в фанзу, сделалось землетрясение, и
все люди слышали, как
ночью скала Да-Лаза стонала. По словам китайцев, река Санхобе на побережье моря является северной границей, до которой произрастает женьшень. Дальше на север никто его не встречал.
Во время пути я наступил на колючее дерево. Острый шип проколол обувь и вонзился в ногу. Я быстро разулся и вытащил занозу, но, должно быть, не
всю. Вероятно, кончик ее остался в ране, потому что на другой день ногу стало ломить. Я попросил Дерсу еще раз осмотреть рану, но она уже успела запухнуть по краям. Этот день я шел, зато
ночью нога сильно болела. До самого рассвета я не мог сомкнуть глаз. Наутро стало ясно, что на ноге у меня образовался большой нарыв.
За
ночь лесной пожар ушел далеко, но в воздухе
все еще было дымно.
Дерсу советовал крепче ставить палатки и, главное, приготовить как можно больше дров не только на
ночь, но и на
весь завтрашний день. Я не стал с ним больше спорить и пошел в лес за дровами. Через 2 часа начало смеркаться. Стрелки натаскали много дров, казалось, больше чем нужно, но гольд не унимался, и я слышал, как он говорил китайцам...
Мало кто спал в эту
ночь.
Вся забота была только о том, чтобы согреться.
Никого не надо было уговаривать.
Все разом бросились к палаткам и стали греть у огня руки. Та к мы промаялись еще одну
ночь.