Неточные совпадения
Из Шкотова мы выступили рано, в тот же день дошли до Стеклянной
пади и свернули в нее.
Ширина Стеклянной
пади не везде одинакова: то она суживается до 100 м, то расширяется более чем на 1 км.
Даже в тех случаях, когда мы
попадали в неприятные положения, он не терял хорошего настроения и старался убедить меня, что «все к лучшему в этом лучшем из миров».
Перейдя через невысокий хребет, мы
попали в соседнюю долину, поросшую густым лесом. Широкое и сухое ложе горного ручья пересекало ее поперек. Тут мы разошлись. Я пошел по галечниковой отмели налево, а Олентьев — направо. Не прошло и 2 минут, как вдруг в его стороне грянул выстрел. Я обернулся и в это мгновение увидел, как что-то гибкое и пестрое мелькнуло в воздухе. Я бросился к Олентьеву. Он поспешно заряжал винтовку, но, как на грех, один патрон застрял в магазинной коробке, и затвор не закрывался.
Пуля
попала прямо в голову зверя.
Он
упал на дерево и повис на нем так, что голова и передние лапы свесились по одну сторону, а задняя часть тела — по другую.
Лошади карабкались на кручу изо всех сил; от напряжения у них дрожали ноги, они
падали и, широко раскрыв ноздри, тяжело и порывисто дышали.
Рога эти зимой
спадают и весной вырастают вновь, и притом каждый раз одним отростком больше.
После отдыха отряд наш снова тронулся в путь. На этот раз мы
попали в бурелом и потому подвигались очень медленно. К 4 часам мы подошли к какой-то вершине. Оставив людей и лошадей на месте, я сам пошел наверх, чтобы еще раз осмотреться.
За перевалом мы сразу
попали в овраги. Местность была чрезвычайно пересеченная. Глубокие распадки, заваленные корчами, водотоки и скалы, обросшие мхом, — все это создавало обстановку, которая живо напоминала мне картину Вальпургиевой ночи. Трудно представить себе местность более дикую и неприветливую, чем это ущелье.
Не
спали только я и Олентьев.
Он рассказывал мне про свою охоту, про то, как раз он
попал в плен к хунхузам, но убежал от них.
Один раз на него
напал тигр и сильно изранил.
На земле и на небе было еще темно, только в той стороне, откуда подымались все новые звезды, чувствовалось приближение рассвета. На землю
пала обильная роса — верный признак, что завтра будет хорошая погода. Кругом царила торжественная тишина. Казалось, природа отдыхала тоже.
Я думал, что он хочет его
спалить, и начал отговаривать от этой затеи. Но вместо ответа он попросил у меня щепотку соли и горсть рису. Меня заинтересовало, что он хочет с ними делать, и я приказал дать просимое. Гольд тщательно обернул берестой спички, отдельно в бересту завернул соль и рис и повесил все это в балагане. Затем он поправил снаружи корье и стал собираться.
После ужина я рано лег
спать и тотчас уснул.
Гора Тудинза представляет собой массив, круто падающий в долину реки Лефу и изрезанный глубокими
падями с северной стороны. Пожелтевшая листва деревьев стала уже осыпаться на землю. Лес повсюду начинал сквозить, и только дубняки стояли еще одетые в свой наряд, поблекший и полузасохший.
В китайских фанзах было тесно и дымно, поэтому я решил лечь
спать на открытом воздухе вместе с Дерсу.
— Иди
спать в фанзу, — посоветовал я ему.
— Не надо, капитан, — сказал он. — Тебе
спи, моя буду караулить огонь. Его шибко вредный, — он указал на дрова.
— Мы только и спасаемся от них двумя рамами в окнах, — продолжала она. — Они залезают между стекол и там пропадают. А в избе мы раскладываем дымокуры и
спим в комарниках.
Почва около берегов более или менее твердая, но стоит только отойти немного в сторону, как сразу
попадешь в болото. Среди зарослей скрываются длинные озерки. Эти озерки и кусты ивняков и ольшаников, растущие рядами, свидетельствуют о том, что река Лефу раньше текла иначе и несколько раз меняла свое русло.
Вечером Марченко и Олентьев улеглись
спать раньше нас, а мы с Дерсу, по обыкновению, сидели и разговаривали. Забытый на огне чайник настойчиво напоминал о себе шипением. Дерсу отставил его немного, но чайник продолжал гудеть. Дерсу отставил его еще дальше. Тогда чайник запел тоненьким голоском.
Когда лодка проходила мимо, Марченко выстрелил в нее, но не
попал, хотя пуля прошла так близко, что задела рядом с ней камышины.
В одном месте мы заблудились и
попали в какой-то тупик.
Через несколько минут мы
попали в топь и должны были возвратиться назад к протоке.
Отсюда мы пошли на восток, но
попали в трясину.
Чем больше засыпало нас снегом, тем теплее становилось в нашем импровизированном шалаше. Капанье сверху прекратилось. Снаружи доносилось завывание ветра. Точно где-то гудели гудки, звонили в колокола и отпевали покойников. Потом мне стали грезиться какие-то пляски, куда-то я медленно
падал, все ниже и ниже, и наконец погрузился в долгий и глубокий сон… Так, вероятно, мы проспали 12 часов.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять
попал в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня
спал Дерсу.
Мы часто
попадали в слепые рукава и должны были возвращаться назад.
В деревне давно уже все
спали, только в том доме, где поместился я со своими спутниками, светился огонек.
Наши сборы в экспедицию начались в половине марта и длились около двух месяцев. Мне предоставлено было право выбора стрелков из всех частей округа, кроме войск инженерных и крепостной артиллерии. Благодаря этому в экспедиционный отряд
попали лучшие люди, преимущественно сибиряки Тобольской и Енисейской губерний. Правда, это был народ немного угрюмый и малообщительный, но зато с детства привыкший переносить всякие невзгоды.
Сначала это не ладилось, ленты
спадали с ног, закатанные туго — давили икры, но потом сукно вытянулось, люди приспособились и уже всю дорогу шли не оправляясь.
Перед тем как класть мясо в котел, его надо
опалить на огне; тогда плесень сгорает и мясо становится мягким и съедобным.
Во время путешествия скучать не приходится. За день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям на земле; никакая городская гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь таким сном, каким
спят только усталые.
Грязная проселочная дорога между селениями Шмаковкой и Успенкой пролегает по увалам горы Хандо-дин-за-сы. Все мосты на ней уничтожены весенними
палами, и потому переправа через встречающиеся на пути речки, превратившиеся теперь в стремительные потоки, была делом далеко не легким.
Чаутангоузу [Чао-тан-гоу-цзы —
падь, долина, обращенная к солнцу.], а слева — Хамахезу [Ха-ма-хэ-цзы — жабья речка...
Пчелы
нападали на них сверху.
Иногда муравьи принимали обходное движение и старались
напасть на пчел сзади, но воздушные разведчики открывали их, часть пчел перелетала туда и вновь преграждала муравьям дорогу.
Кто свистел, кто гикал, кто бросал в убегающего зайца палкой, камнем и всем, что
попадало под руку.
Как и всегда, сначала около огней было оживление, разговоры, смех и шутки. Потом все стало успокаиваться. После ужина стрелки легли
спать, а мы долго сидели у огня, делились впечатлениями последних дней и строили планы на будущее. Вечер был удивительно тихий. Слышно было, как паслись кони; где-то в горах ухал филин, и несмолкаемым гомоном с болот доносилось кваканье лягушек.
Гольды рассказывают, что уссурийский уж вообще большой охотник до пернатых. По их словам, он высоко взбирается на деревья и
нападает на птиц в то время, когда они сидят в гнездах. В особенности это ему удается в том случае, если гнездо находится в дупле. Это понятно. Но как он ухитрился поймать такую птицу, которая бегает и летает, и как он мог проглотить кулика, длинный клюв которого, казалось бы, должен служить ему большой помехой?
Сначала с неба
упало несколько крупных капель, а затем хлынул настоящий ливень.
Фанзы находились в стороне за протокой. Чтобы
попасть туда, надо было делать большой обход. Поэтому решено было идти прямо к старообрядцам.
Но вот лес кончился. Перед нами открылась большая поляна. На противоположном конце ее, около гор, приютилась деревушка Загорная. Но
попасть в нее было нелегко. Мост, выстроенный староверами через реку, был размыт.
По его словам, если после большого ненастья нет ветра и сразу появится солнце, то в этот день к вечеру надо снова ждать небольшого дождя. От сырой земли, пригретой солнечными лучами, начинают подыматься обильные испарения. Достигая верхних слоев атмосферы, пар конденсируется и
падает обратно на землю мелким дождем.
Иногда среди темного леса вдруг появляется просвет. Неопытный путник стремится туда и
попадает в бурелом. Просвет в лесу в большинстве случаев означает болото или место пожарища, ветролома. Не всегда бурелом можно обойти стороной.
Едва мы тронулись с привала, как
попали в такой буерак, из которого не могли выбраться до самого вечера.
Очевидно, вскоре после того как зверек
попал в ловушку, его завалило снегом. Странно, почему зверолов не осмотрел свои ловушки перед тем, как уйти из тайги. Быть может, он обходил их, но разыгравшаяся буря помешала ему дойти до крайних затесок, или он заболел и не мог уже более заниматься охотой. Долго ждал пойманный соболь своего хозяина, а весной, когда стаял снег, вороны расклевали дорогого хищника, и теперь от него остались только клочки шерсти и мелкие кости.