Лес не так высок, но колючие кусты, хмель и другие растения переплетают неразрывною сеткою корни дерев, так что за 3 сажени нельзя почти различить стоящего человека; иногда встречаются глубокие ямы, гнезда бурею вырванных дерев, коих гнилые колоды, обросшие зеленью и плющем, с своими обнаженными сучьями, как крепостные рогатки, преграждают путь; под ними, выкопав себе широкое логовище, лежит зимой косматый медведь и сосет неистощимую лапу; дремучие ели как
черный полог наклоняются над ним и убаюкивают его своим непонятным шепотом.
Сгустились тучи, ветер веет, // Трава пустынная шумит; // Как
черный полог, ночь висит; // И даль пространная чернеет; // Лишь там, в дали степи обширной, // Как тайный луч звезды призывной, // Зажжен случайною рукой, // Горит огонь во тьме ночной. // Унылый путник, запоздалый, // Один среди глухих степей, // Плетусь к ночлегу; на своей // Клячонке тощей и усталой // Держу я путь к тому огню; // Ему я рад, как счастья дню…
Снова темная, угрюмая ночь веяла над землей. Снова непроглядным
черным пологом повисло безбрежное таинственное небо. Ни признака сияния ласкового месяца; ни единой, радостно мигающей золотой звездочки не видно на его черном, как сажа, поле.
Он открыл глаза и поглядел вверх.
Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой-то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
Неточные совпадения
Больная лежала на большой кровати
черного дерева с серебряными украшениями, под полосатым
пологом из восточной шелковой материи.
Когда я лег спать в мою кроватку, когда задернули занавески моего
полога, когда все затихло вокруг, воображение представило мне поразительную картину; мертвую императрицу, огромного роста, лежащую под
черным балдахином, в
черной церкви (я наслушался толков об этом), и подле нее, на коленях, нового императора, тоже какого-то великана, который плакал, а за ним громко рыдал весь народ, собравшийся такою толпою, что край ее мог достать от Уфы до Зубовки, то есть за десять верст.
На
пологом склоне горного берега раскинуты зеленые ковры озими, бурые полосы земли под паром и
черные — вспаханной под яровое.
…В тесной и тёмной комнате пили чай, лысый хохотал и вскрикивал так, что на столе звенела посуда. Было душно, крепко пахло горячим хлебом. Евсею хотелось спать, и он всё поглядывал в угол, где за грязным
пологом стояла широкая кровать со множеством подушек. Летало много больших,
чёрных мух, они стукались в лоб, ползали по лицу, досадно щекотали вспотевшую кожу. Евсей стеснялся отгонять их.
Наконец далеко за полночь Анна Михайловна устала; ноги болели и голова тоже. Она поправила лампаду перед образом в комнате Даши и посмотрела на ее постельку, задернутую чистым, белым
пологом, потом вошла к себе, бросила блузу, подобрала в ночной чепец свою
черную косу и остановилась у своей постели. Очень скучно ей здесь показалось.