Неточные совпадения
Наконец стало светать. Вспыхнувшую было на востоке зарю тотчас опять заволокло тучами. Теперь уже все было видно: тропу, кусты, камни, берег залива, чью-то опрокинутую вверх дном
лодку. Под нею спал китаец. Я разбудил его и попросил подвезти нас
к миноносцу. На судах еще кое-где горели огни. У трапа меня встретил вахтенный начальник. Я извинился за беспокойство, затем
пошел к себе в каюту, разделся и лег в постель.
Утром был довольно сильный мороз (–10°С), но с восходом солнца температура стала повышаться и
к часу дня достигла +3°С. Осень на берегу моря именно тем и отличается, что днем настолько тепло, что смело можно
идти в одних рубашках,
к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться в меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду отправить морем на
лодке, а с собой мы несли только запас продовольствия и оружие. Хей-ба-тоу с
лодкой должен был прийти
к устью реки Тахобе и там нас ожидать.
Вечером я сделал распоряжение: на следующий день Хей-ба-тоу с
лодкой должен был перейти на реку Хатоху и там опять ждать нас, а мы
пойдем вверх по реке Холонку до Сихотэ-Алиня и затем по реке Нахтоху спустимся обратно
к морю.
Обыкновенно
к лодке мы всегда подходили весело, как будто
к дому, но теперь Нахтоху была нам так же чужда, так же пустынна, как и всякая другая речка. Было жалко и Хей-ба-тоу, этого славного моряка, быть может теперь уже погибшего. Мы
шли молча; у всех была одна и та же мысль: что делать? Стрелки понимали серьезность положения, из которого теперь я должен был их вывести. Наконец появился просвет; лес сразу кончился, показалось море.
С нею он и
шел к Лодке. Женщина встречала его покачиваясь, облизывая губы, ее серовато-синие глаза темнели; улыбаясь пьяной и опьяняющей улыбкой, томным голосом, произнося слова в нос, она говорила ему:
— А ты слушай, что дальше-то со мной было, — продолжал Дмитрий Петрович. — Поехал я домой — хвать, на мосту рогатки, разводят, значит… Пешком было хотел идти — не пускают. «Один, говорят, плашкот уж совсем выведен». Нечего делать, я на перевоз… Насилу докликался князей,
пошел к лодке, поскользнулся да по глине, что по масленичной горе, до самой воды прокатился… Оттого и хорош стал, оттого тебя и перепачкал. А знаешь ли что, Никита Сокровенный?..
Неточные совпадения
Бежит лакей с салфеткою, // Хромает: «Кушать подано!» // Со всей своею свитою, // С детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, //
Пошел помещик завтракать, // Работы осмотрев. // С реки из
лодки грянула // Навстречу барам музыка, // Накрытый стол белеется // На самом берегу… // Дивятся наши странники. // Пристали
к Власу: «Дедушка! // Что за порядки чудные? // Что за чудной старик?»
— Мы
пойдем. Не правда ли? — обратилась она
к Свияжскому. — Mais il ne faut pas laisser le pauvre Весловский et Тушкевич se morfondre là dans le bateau. [Но не следует заставлять бедного Весловского и Тушкевича томиться в
лодке.] Надо
послать им сказать. — Да, это памятник, который он оставит здесь, — сказала Анна, обращаясь
к Долли с тою же хитрою, знающею улыбкой, с которою она прежде говорила о больнице.
— Потом, надев просторный сюртук или куртку какую-нибудь, обняв жену за талью, углубиться с ней в бесконечную, темную аллею;
идти тихо, задумчиво, молча или думать вслух, мечтать, считать минуты счастья, как биение пульса; слушать, как сердце бьется и замирает; искать в природе сочувствия… и незаметно выйти
к речке,
к полю… Река чуть плещет; колосья волнуются от ветерка, жара… сесть в
лодку, жена правит, едва поднимает весло…
— Ах, нет! Ты все свое! Как не надоест! Что такое я хотела сказать?.. Ну, все равно, после вспомню. Ах, как здесь хорошо: листья все упали, feuilles d’automne [осенние листья (фр.).] — помнишь Гюго? Там вон солнце, Нева…
Пойдем к Неве, покатаемся в
лодке…
— Да что это вы
идете, как черепаха! Пойдемте
к обрыву, спустимся
к Волге, возьмем
лодку, покатаемся! — продолжала она, таща его с собой, то смеясь, то вдруг задумываясь.